Островитяне
Шрифт:
— Холодно, ветер, — напомнила Вера. — И высота приличная. Это надо делать вдвоем. Один спускается, другой держит.
— Я по-прежнему не советую перенимать опыт героев американских боевиков, — сказал Артур.
— Скажите лучше, что вы — трус, — презрительно поджала губы Лида.
— Эк тебя, с кофе-то! — хмыкнула Анжелика.
– Расхрабрилась! Может, сама хочешь спуститься? На руках?
— Я думаю, что это должен сделать мужчина.
— Как бороться за равноправие, так вы феминистки, — возмутился Артур. — А как под ледяным ветром на нижний
— А если его до утра не пустят? — тихо спросила Жанна.
— Значит, мы будем сидеть здесь до утра! Но в тепле. И без риска для жизни. А если кому-то не терпится — милости прошу. — И Артур выразительно посмотрел на Севу.
— Он лежит в коридоре, мертвый, — вздохнула Лида, — а вам себя жалко.
— Да. Мне себя жалко. Я, видите ли, очень хочу жить. Мои комплексы не тяготят меня настолько, что бы я хотел покончить с ними столь тривиальным способом лишившись жизни. Эти комплексы не мешают мне получать от нее удовольствие.
— Что ж… Мне пора хоть раз в жизни совершить поступок, — решился Сева.
— Браво! — захлопала в ладоши Анжелика.
– Сева, если ты это сделаешь, с твоим комплексом будет покончено! Все женщины будут у твоих ног!
— Я вас подстрахую. — Иван встал.
— Вот они, настоящие мужчины! — с чувством сказала Лида.
— Дураки, — презрительно усмехнулся Артур.
— Я была о тебе лучшего мнения, — холодно посмотрела на него Вера. — Ты не только лжец, но и… В общем, я была тогда права.
— Вера!
— Твое плейбойство — это просто поза. Ты боишься ответственности. И жениться боишься. Детей иметь боишься. Зачем? Это же так удобно: не обременять себя заботами о ком-либо. Рождественские каникулы на горнолыжном курорте, отпуск на островах, майские праздники в Египте. В выходные за город, на чужую дачу. Зачем иметь свою? Но, как оказалось, ты трус. В критической ситуации грош тебе цена. Нет, ты запечатал в конверт другое. И хотел его сжечь. Свой страх.
— Вера!
— Слишком длинно, — поморщилась Анжелика. — Не стоит затягивать обличительные монологи. Впрочем, насчет страха интересно. Что написал наш красавчик? А? По лицу вижу, Верочка, ты это знаешь!
— Да, Вера, что вы имеете в виду? — спросила Лида.
— Не время сейчас. Сева прав, надо попытаться выбраться отсюда.
— Ты — женщина с мужским характером, сказала, поднимаясь, Анжелика. — Я так и вижу в твоей руке окровавленную стамеску!
— У вас богатая фантазия, — холодно парировала Вера. — Для того чтобы просто его хотеть. Сергея, я имею в виду. Не удивлюсь, если вы соврали. Только учтите: автор записки «Я хочу Сергея» может признаться, и тогда вас разоблачат.
— Ох, как мне страшно!
Сева во время этой перепалки снял пиджак, сказав при этом:
— Неудобно будет.
— И ботинки у вас на скользкой подошве, -заметил Иван.
— А в рубашке холодно, — вздохнула Лида.
– Там ветер пронизывающий. Не забывайте,
— Пусть наденет куртку Артура, — посоветовала Вера. — «Пуховик» короткий. В нем спускаться будет удобно.
— А меня спросили? — возмутился Артур.
— Не добавляй к своим порокам еще и жадность, — презрительно сказала Вера. — Будь хоть в чем-то мужчиной.
— Да черт с вами! Берите! Могу еще и кроссовки расшнуровать! Оставьте меня босиком!
— Спасибо, не надо, — сказал Сева, разминая пальцы. — Тут главное — руки. А от куртки не откажусь. Жаль, что в детстве мне проделывать этого не приходилось. Перелезать на чужой балкон, забыв ключ. Мама всегда была дома. Вот Сергей…
— Забудьте Сергея, — отрезала Вера. — Вы это будете делать, не он.
— Сева, а вы уверены, что хотите это сделать?
– спросила Лида.
— Надо же как-то бороться с этим маньяком. Или маньячкой. Он-то думал, что все предусмотрел. А тут незастекленный балкон!
И Сева вышел в холл, где снял с вешалки яркую куртку Артура. Она оказалась немного велика, но Сева сказал на это:
— Так даже лучше. Не сковывает движение. Ну, что? Операция по спасению начинается?
И бодро зашагал к выходу из квартиры.
ОДИН НА БЕРЕГУ: СЕВА
В детстве у него было все, что только можно пожелать, даже собака. О которой тщетно мечтал его лучший друг Сергей. Тот никогда в этом не признавался и ни разу не дал понять, что завидует. Но Сева прекрасно знал — завидует. Это коварное свойство зависти: неспособность оценить то, что имеешь сам, пусть даже грандиозное, но даже малую толику того, что имеют другие, воспринимать как личное оскорбление. Сева мысленно клал на одну чашу весов свои достижения, на другую победы Сергея, и каждый раз чаша лучшего друга мгновенно опускалась вниз, а его собственная взлетала, словно пушинка.
Сергей имел слишком много, потому и зависть Севы приняла со временем размеры гигантского костра, на котором он медленно поджаривался, истекая потом. Ибо во время мучительных приступов зависти рыхлый Сева начинал потеть. Он никогда не занимался спортом, ленился на уроках физкультуры, заставляя маму доставать липовые справки, но при этом смертельно завидовал Сергею, который каждое утро упражнялся со штангой. «Чтобы много работать, надо быть здоровым и сильным», — говорил лучший друг. Сева хотел быть похожим на Сергея и тщательно копировал его, но перед тем, что требовало упорства и приложения каких-то усилий, отступал. Севу никто не воспринимал всерьез. В школе его частенько били, над ним смеялись. Заступался Сергей, отчего Севе становилось еще тоскливей. Но, борясь со своей ленью, он начинал мучительно себя жалеть и думать, что жизнь, конечно, не состоит из одних удовольствий, но пока есть возможность, надо этим пользоваться. А заплатить потом. Когда-нибудь, но не сейчас. А, может, платить-то и не придется.