Островитяне

Андреева Наталья Вячеславовна

— Ну и норов у девки! Намучаешься еще с ней!

Верина мама только вздохнула. Жизнь, мол, покажет. и показала. Есть дети, которые никак не могут оторваться от материнской груди и в критических ситуациях рассчитывают в первую очередь на помощь родителей. Вера же о своих проблемах маме с папой рассказывала в последнюю очередь. Когда все уже разрешалось без их помощи. Это привело к охлаждению отношений еще в школе. В десятом классе независимая девушка Вера сама выбрала институт, в котором хотела учиться дальше, поехала туда и записалась на подготовительные курсы.«Ты туда не поступишь, — уверенно заявила мама. — Конкурс слишком большой,

а ты далеко не отличница. Есть вариант. Папин приятель преподает в техническом вузе».

— У меня с физикой проблемы. Не умею решать задачи. И не люблю.

— Там, напротив, маленький конкурс, поступишь. Помогут. Через пять лет получишь диплом о высшем образовании.

— И буду всю жизнь заниматься нелюбимым делом? Как ты? — спросила Вера, глядя на маму в упор.

Та побагровела:

— Какой у тебя тяжелый характер, Вера!

— Я не курю, алкогольные напитки не употребляю, с мальчиками не встречаюсь, на дискотеки не хожу. Какие проблемы?

— Ты слишком уж самостоятельная.

— Это плохо?

— Хорошо до определенного момента. Когда-нибудь тебе понадобится помощь, а рядом никого не окажется. Что ты собираешься делать, если не поступишь? Потеряешь год и все равно пойдешь учиться туда, куда советуем мы с папой.

— Посмотрим, — коротко ответила Вера.

В институт она поступила с первого раза. Сама. Но пенять родителям не стала: недооценили, мол, и если я никому не рассказываю о своих талантах, это не значит, что их у меня нет. Что же касается престижного вуза… Поступила, и поступила. Что тут такого? Дальше — надо учиться. Сколько таких на факультете? А на курсе? Пройти пять лет учебы все равно что через сито просеяться: песчинки развеются, мелочь упадет на дно, а те камешки, что покрупнее, зацепятся за хорошее распределение. Вера собиралась всего в жизни добиться сама. Ей надо было проявить себя, чтобы заметили, запомнили, и появилась возможность поступить в аспирантуру. Потом заняться научной работой, написать кандидатскую, а быть может, и докторскую. Стать человеком значительным, которому и платили бы соответственно. За все годы учебы и последовавшей вслед за этим удачной карьеры она даже ни разу не дала родителям возможности гордиться собой. Как не рассказывала в детстве о проблемах, так и об успехах потом предпочитала умалчивать.

Как-то мама сказала:

— Вера, знакомая позвонила сегодня и спросила, не моей ли дочери статья опубликована в научном журнале? Ее муж тоже там печатается. Я только сказала: с чего бы вдруг? Просто имя и фамилия совпадают.

— Хорошо, что они не поместили мою фотографию. Меньше проблем.

— Вера?!

— Что тут такого? Ну напечатали, и напечатали.

— …Вера, ты что, приехала на новой машине? Откуда?

— Ну купила, и купила. Что тут такого?

— …Зачем тебе посуда?

— Тарелки разбились при переезде.

— Ты что, сняла другую квартиру?

— Нет, я ее купила.

— Как это купила?! Вера?!

— Ну купила, и купила. Что тут такого?

Но все это было потом. Квартира, машина, престижная работа. Пятнадцать лет пришлось отпахать, чтобы все, о чем мечталось, сбылось. Чтобы ее самостоятельность стала доказанной теоремой. Над доказательством пришлось попыхтеть. Хорошо, что еще в детстве она научилась падать и давать волю слезам только после того, как заветная цель достигнута.

На втором курсе института Вера вдруг выскочила замуж. За однокурсника. Пришла как-то

домой и положила на стол приглашение.

— Что это? — с опаской спросила мама.

— Приглашение в салон для новобрачных. Там можно купить дефицитные продукты и вещи. Может, вам надо?

— Вера… Я что-то не поняла. Ты достала приглашение, чтобы мы с отцом могли купить дефицитные продукты?

— Нет. Я замуж выхожу. Через два месяца свадьба. Там дата указана.

Бедной маме стало плохо. Достав из серванта пузырек с валокордином и капая в рюмочку остро пахнущее лекарство, она спросила зловещим шепотом:

— Ты что, беременна?

— Нет. Я просто выхожу замуж. Что тут такого?

— О Боже! — Мама выпила валокордин и с облегчением вздохнула: — Значит, ты не беременна. Но зачем же тогда замуж? Тебе только девятнадцать лет! Ты студентка! А… он?

— Тоже. Однокурсник, — кратко ответила Вера.

— На что же вы будете жить?

— Это наше дело.

— У него родители богатые? Есть машина, квартира?

— Нет. Он иногородний. Живет в общежитии.

— О Боже! — И мама вновь потянулась к пузырьку с лекарством. — Ты сумасшедшая! Может быть, ты захочешь, чтобы мы его к себе прописали?!

— Я на этом не настаиваю.

— Еще бы ты настаивала! Отец! Иди скорее сюда! Отец!

Через два месяца Вера собрала свои вещи и переехала в общежитие. Подруга, председатель студенческого совета, выбила им с мужем девятиметровую комнату. Одна огромная кухня на весь этаж, удобства в конце коридора, после собственной ванной комнаты — душевые кабинки, разделенные хлипкими перегородками. Сумасшедшей ее назвала не только мама, но Вера лишь плечами пожала. Что тут такого? Ну, уехала в общежитие, и уехала. Она сама выбрала мужа, ей и расхлебывать. Потом Вера никогда не жаловалась. Жаловаться надо, когда другие за тебя что-то решили. Жаловаться и обвинять их в недальновидности. Сама решаешь, следовательно, и ошибки твои. И только тебе их исправлять.

Ее муж был отличным парнем. Веселый, добрый, симпатичный. Слишком уж веселый. Без меры добрый. И чересчур симпатичный. Женщины на него заглядывались, приятели пользовались его добротой, забывая возвращать долги, преподаватели считали безалаберным из-за улыбки, неизменно блуждающей на лице, и занижали оценки. А Вера… Вера просто его любила. Потом ей казалось, что за пять лет она налюбилась всласть, на всю оставшуюся жизнь. И нахлебалась тоже. На всю оставшуюся.

Его недостатки одновременно были его же достоинствами. Взять, к примеру, доброту. Дверь их девятиметровой комнаты была открыта для всех круглые сутки. Если у кого-то заканчивался сахар или заварка, а на дворе была глубокая ночь, постучаться в нее было в порядке вещей. Когда муж получал посылку из дома, ее содержимое исчезало в момент, несмотря на слезы и упреки Веры. Ведь у нее не было ничего, кроме стипендии! Брать деньги у родителей Вере не позволяла гордость, а он…

Он всегда умел их добыть. Деньги. Это тоже числилось в списке его достоинств. Но, боже ты мой! Как лихо он умел их спускать! Деньги! С неизменной улыбкой на лице! Вера приходила в бешенство, когда принесенные мужем пять коробок шоколадных конфет разлетались в один день по рукам случайно заглянувших к ним в комнату женщин.

— Восьмое марта на носу, малыш! — говорил ее благоверный со сладкой, как розданные конфеты, улыбкой. И целовал ее в нос.

— А я? — со слезами спрашивала она. — А мне?