Островитянин
Шрифт:
На новой стоянке, когда племя, наконец, добралось до места, возникла масса новых хлопот: нужно было выделить места под пастбища, построить деревни, разбить лагеря для воинов. Шессины никогда не строили разборных домов, оставляя свои прежние жилища на месте и всякий раз строились заново из подручного материала. Обустройство шло медленно и не без труда, и все же люди находились в приподнятом настроении.
Самое сложное было заново подружиться с племенами, жившими окрест. Порой в этих местах шессины не появлялись по нескольку десятков лет. Порой прочие скотоводы пытались отобрать пастбища, считавшиеся исконной принадлежностью шессинов, и тогда восстанавливать порядок приходилось силой.
Все как один молодые воины уповали на то, что сейчас произойдет именно так. Хорошая драка была бы для них возможностью проявить себя: в последнее время серьезных дел им явно не доставало. Еще перед тем, как покинуть прежнее пастбище, они просили Минду дозволить им сходить в набег за каггами, однако старик отказал наотрез.
— Набеги нам ни к чему, — решительно заявил он. — Вот уже три года не было мора у животных, и трава растет хорошо, так что нам и без того приходится продавать излишки, и если увеличить стадо, это окончательно истощит пастбища. Все равно скоро надо будет двигаться на новое место, и скот в пути окажется помехой. Конечно, об этом вы все и думать не желаете, а лишь хотите показать себя, — с этими словами Минда рассмеялся, снисходительно косясь на юношей. — И все же вам придется подождать. Если нападут враги, случится мор или засуха, стада поредеют, и дети наши начнут страдать от нехватки молока, — вот тогда мы и поговорим о набеге.
Таким решением вождя воины были разочарованы и утешились лишь мыслью о переходе на новые пастбища.
Все они с облегчением покидали прежнее стойбище, где было полно пыли и мух. Однако, стоило им отойти даже на небольшое расстояние, как травы вокруг сразу сделались более сочными, вода в реках — чистой, а главное — исчезли все те паразиты, которые в огромных количествах непременно появлялись в тех местах, где селились люди. Пропали не только насекомые, но даже мыши и прочие грызуны, а также безволосые слепые зверьки, выходившие кормиться по ночам.
Что еще всем нравилось в походах, так это возможность по-другому питаться. Считалось, что в пути неразумно выдаивать у самок кагг больше молока, чем нужно для питания малышей, а также не стоит их ослаблять, пуская кровь. Зато не проходило дня, чтобы какой-нибудь кагг не оступился и не сломал ногу, шагнув в яму, вырытую рогачом, либо случалась еще какая-нибудь напасть, — и тогда животное приходилось забить. Так что свежего мяса было в достатке. Чтобы не пропадать добру понапрасну, мясо отдавали молодым воинам. Огромная движущаяся масса людей и скота отпугивала крупных хищников, и лишь старые или увечные большие коты, уже не способные охотиться, пытались поживиться случайно отбившимся от стада теленком. Однако, их с легкостью убивали или прогоняли прочь. Куда больше шессинам досаждали стаи полосатиков и падальщиков, следовавшие неотступно за стадами. То, что возможная добыча в столь огромном количестве навсегда уходит от них, приводило животных в исступление, и они оглашали окрестности отвратительным тявканьем и воем. Чуть поодаль следовали более мелкие пожиратели падали, а сверху над стадами кружили стаями птицы, надеявшиеся поживиться мертвечиной, ночью же со свистом рассекали воздух черными крыльями гигантские летучие мыши.
Испуганные стада травоядных разбегались с пути кочующего племени. Гейл, причисленный к одному из фланговых отрядов, легко мог насчитать не меньше двух десятков разновидностей животных: одни держались большими стадами, другие паслись в одиночку; у иных были рога самой разнообразной формы, другие были лишены такого украшения. Шкуры их представляли собой все доступные воображению сочетания пятен, крапинок и полос.
Именно там, вблизи одного такого стада юноша заметил, как крадется в зарослях травяной кот, почти незаметный среди высокой травы.
Навстречу Гейлу на холм поднялись еще двое воинов, и издалека по рисунку на щитах тот узнал в них Люо и Рейбу. Щиты шессины носили во время перехода, поскольку в любой момент можно было ожидать нападения. Овальные, размером почти в рост человека, из прочной кожи, щиты разрисовывались яркими красками, насколько воину хватало способностей и воображения. Некоторые изображали картины, явившиеся во сне или силуэты животных, но большинство ограничивалось отвлеченными ничего не выражающими узорами. Так, Гейл разрисовал свой щит вертикальными белыми и зелеными полосами, а Рейбо украсил свой пятнами, похожими на цветы, используя все доступные ему краски. Что касается Люо, то свой щит он разрисовал наподобие шкуры троерога: косыми черно-белыми линиями.
— Красота-то какая! — воскликнул Рейбо, приблизившись к Гейлу. — Что может быть красивее этого? — Юноши поставили щиты на землю и облокотились на них, пяткой одной ноги упираясь в колено другой, в привычной позе пастухов.
— Да, и впрямь красиво, — отозвался Гейл. — И все же мне жаль уходить на юг. Еще много лет пройдет, прежде чем мы сможем сюда вернуться.
Некоторое время молодые люди молча наблюдали за кочевьем своего племени. Молчание нарушил Люо.
— Скажите, а вы заметили, как странно ведет себя Гассем?
— Он сам вызвался сопровождать тыловой отряд, — заметил Рейбо. — А ведь вполне мог выбрать местечко получше, не среди пыли и навоза. Старейшины расположены к нему, они не стали бы возражать.
— А что говорит Торбо? — полюбопытствовал Гейл.
Торбо был чабес-фастеном его молочного брата и лучше прочих мог объяснить непонятное поведение Гассема.
— Он признал, что они с Гассемом стали совсем чужими друг другу. Можешь представить себе нечто подобное? — Люо не скрывал недоумения. — Якобы Гассем заявил ему, что говорит с духами.
— И даже не просто с духами, — дополнил Рейбо, — а будто бы с каким-то одним, особым духом, имени которого не желает называть. Гассем утверждает, будто этот дух куда более могуществен, чем все известные нам.
— А о чем они с ним говорят? — встревожился Гейл.
— Неизвестно, — ответил Люо. — Он утверждает, что для этого еще не пришло время. Нынче утром я успел поболтать у костра с несколькими воинами, идущими в тыловых отрядах. Они подтвердили, что Гассем ведет себя странно: то и дело он оставляет свой пост и уходит куда-то назад. Такое впечатление, будто он пытается что-то разыскать в болотах на востоке. Может, его дух живет именно там?
— Он проводил немало времени на болотах еще задолго до того, как мы отправились в путь, — заметил Гейл. Это было совершенно несвойственно шессинам, которые больше всего на свете предпочитали луга и равнины. Конечно, порой странствия приводили их в горы и на морское побережье, и там они чувствовали себя вполне нормально, однако все шессины без исключения испытывали ненависть к болотистым землям, где было полно ядовитых гадов и злобно жалящих насекомых, а также смертельных ловушек, как для человека, так и для скота. Вне всякого сомнения, лишь злобные духи могли обитать в этих скверных местах.