Островитяния. Том второй
Шрифт:
Губы девушки сжались в тонкую линию, лицо потемнело от боли.
— Я знала, что этого не избежать, — воскликнула она, — и дорого бы я дала, чтобы этого не случилось!
Я изо всех сил сжал в ее объятиях, и постепенно она расслабилась, а затем еще теснее прижалась ко мне…
— Мы ведь еще хотим друг друга, Наттана!
— Я пойду за вами, если вы попросите меня сейчас.
Поднявшись, я схватил ее руки, но она все еще вырывалась, то плача, то смеясь, пока я, вконец не ослепленный желанием, не поднял ее на руки.
Темнота сгущалась.
Сумрачный, неприветливый свет был разлит кругом. Наттана притихла в моих объятиях. На какое-то время давящий, тяжелый покой овладел нами, желание иссякло…
— Сейчас все по-другому, правда? — прошептала Наттана.
— Для меня все осталось таким же, — ответил я, но Наттана явно не поверила мне.
— Поначалу мы были счастливы и не знали тревог, — продолжала она, — теперь же мне хочется, чтобы вы любили меня все больше, но мне всегда чего-то жаль, и я почти чувствую себя виноватой.
Она оказалась честной до конца, и про себя я не мог не признать, что чувствую то же.
— Интересно, это случается со всеми любовниками? — задумчиво спросила она.
— Быть может, просто вечер выдался такой грустный?
— Мне было так хорошо… — шепнула она.
Глядя на тени на потолке, я решил снова попытаться уговорить Наттану стать моей женой. Пусть это будет последняя попытка, но тем тяжелее ей будет устоять…
— Но день еще не кончен, — продолжала она, — теперь же мне хочется, чтобы вы любили меня все больше, но мне всегда чего-то жаль, и я почти чувствую себя виноватой.
Она оказалась честной до конца, и про себя я не мог не признать, что чувствую то же.
— Интересно, это случается со всеми любовниками? — задумчиво спросила она.
— Быть может, просто вечер выдался такой грустный?
— Мне было так хорошо… — шепнула она.
Глядя на тени на потолке, я решил снова попытаться уговорить Наттану стать моей женой. Пусть это будет последняя попытка, но тем тяжелее ей будет устоять…
— Но день еще не кончен, — сказала девушка, — и я думаю, нам надо подниматься.
Одеваться одновременно было невозможно из-за размеров комнаты. Я уступил право первенства Наттане. Как всегда, она словно не ощущала своего тела. Я, напротив, уже очень хорошо узнал его, и оно не казалось мне прекрасным или чувственным.
Цельное поначалу, мое ощущение Наттаны теперь как бы раздвоилось. Плотское желание ослабевало, порой становясь почти болезненным; с другой стороны, все сильнее делалось чувство более сильное, чем дружба, надрывающая сердце нежная привязанность, которая буквально переполняла меня в эту минуту, причем желание в нем начисто отсутствовало. И я знал, что этой внутренней раздвоенности суждено длиться вопреки моей воле.
Когда чуть позже я спустился в гостиную, Амринг, Эк и Атт по-прежнему сидели там, занятые беседой.
— Эттера хочет поговорить с вами, — обратилась ко мне с кривой улыбкой накрывающая
На кухне Эттера взглянула на меня с такой явной неприязнью, что мне стало не по себе.
— Дон заходил и хотел вас видеть, — сказала она сухо, презрительно и с укором кривя губы, — но я ни за что на свете не решилась бы побеспокоить вас с Наттаной. Поэтому мне пришлось соврать и сказать, что вы ушли прогуляться. Он ходил на ту сторону перевала и был близко от того их селения… в большой опасности. Ему показалось, что готовится набег. Он хочет выставить дозорных завтра же и просит, чтобы вы собрались пораньше. Я сказала, что вы будете готовы. Правильно я поступила?
— Разумеется.
— Я подумала: а вдруг вы не захотите уезжать?
— Все правильно. Спасибо, Эттера.
Мы обменялись сердитыми взглядами, в глубине которых, однако, таилась признательность.
После ужина я с братьями и Амрингом перешел в гостиную, но был не в состоянии воспринять ни слова из их разговора. Немного погодя, с отчаянно бьющимся сердцем, я вернулся в столовую. Наттана появилась не сразу, неся стопку вымытых тарелок. Она ласково улыбнулась, и я приободрился. Подождав, пока она поставит тарелки, я подошел и взял ее за руку.
— Пойдемте! — сказал я, но умолк, не в силах продолжать. Наттана попыталась отнять руку.
— Куда? Что это значит?
— Поженимся, как это принято у вас: пойдем и все скажем.
Рука девушки обмякла, и я уже думал было, что победил, но вдруг она резким движением освободилась:
— Так, значит, вы решили застать меня врасплох! Ах, Джонланг!
Она стиснула руки, и лицо у нее стало как у готового заплакать ребенка. Слезы появились на глазах…
— Простите, — сказал я.
Резко повернувшись, она бросилась наверх. Я слышал быстрый стук ее сандалий на ступенях, потом громко хлопнула дверь.
Оставалось лишь вернуться в гостиную. Войдя, я улыбнулся и сел в углу у очага, моля только об одном — чтобы никто не обращал на меня внимания… Последняя попытка оказалась неудачной. Больше не стоит и пробовать. Но у меня хватит мужества перенести отказ, взглянуть правде в глаза. Наттана еще вполне могла выйти за другого. И к этому я тоже должен быть готов.
Амринг стал расспрашивать о наблюдении за ущельем. Я подробно рассказал о нашей вылазке, которую было приятно вспоминать, сознавая, какой опасности мы все подвергались и что вел нас сам Дон.
Прошел час. То, как Эк, Атт и подошедшая позже Эттера отзывались о Доне и его дозорных, скупо, но по достоинству оценивая их, не могло не воодушевлять.
— Наттана зовет вас, — сказал старший из братьев, который тогда, казалось, был больше других расположен ко мне. Я так увлекся, что даже не услышал голоса девушки.
Она ждала меня на верху лестницы, свет обрисовывал юный, очаровательный, любимый профиль.
— Пришлось кричать, чтобы вас дозваться, — сказала она, — не могла же я идти вниз заплаканная… С нами такого не должно быть.