Острый угол. Дитя
Шрифт:
– Как тебя зовут?
– Ева, – пискнула она.
– Ты знаешь сколько тебе годиков? – улыбнулся профессор.
Ребенок выставил растопыренную пятерню.
– Умница… А как делает кошечка?
Ева тихо мяукнула.
– Молодец. Собачка что делает?
Звонкий лай разорвал гнетущую тишину.
– Хорошо. Теперь скажи, сколько будет два плюс два?
– Два плюс два будет четыре, но этот факт не заглушит вашу боль по умершей жене, – ледяным тоном заявила Ева.
Все раскрыли рты от потрясения. У Тимохина внутри все перевернулось, мужчина покрылся холодным потом. Но ему удалось сохранить спокойное выражение лица. В голове профессора что-то застучало.
– А откуда ты знаешь…
– Я излечу вашу рану, – резко Ева прервала Тимохина.
Пару раз мигнул свет. По застывшему ужасу на лицах коллег, профессор понял, что за его спиной кто-то стоит. Он почувствовал столь знакомый терпкий аромат жасмина. Чьи-то нежные руки обнимали его плечи и ласковый женский голос прошептал:
– Я люблю тебя, Дим…
Тимохин окаменел. Чудовищным усилием воли он заставил себя повернутся. Крупные слезы потекли по морщинистым щекам профессора. Сарафан в мелкий цветочек, синяя ситцевая лента, обхватившая стройную талию, перенесли его в тот незабываемый день, когда они с любимой, гуляя по городу, попали под теплый летний дождь.
– Леночка, это не сон? – Дмитрий крепко обнял жену.
– Нет… Любимый, теперь я буду рядом с тобой всегда. – улыбнулась она.
Тимохин зарыдал. Многолетняя боль, наконец-то растаяла, словно утренний туман. Профессор с женой сели на последний ряд кресел конгресс-холла и стали о чем-то тихо разговаривать. Все не знали, как вести себя в такой ситуации.
– Господа, я действительно могу воскрешать людей и исполнять любые желания, – весело произнесла Ева. – Ну же! Смелее, господа, не стесняйтесь!
– Тут явно какой-то трюк. – Скрестил руки у себя на груди Грозднянский и задал неожиданный вопрос. – Кто-нибудь пил воду?
Конец ознакомительного фрагмента.