Освобождение шпиона

Корецкий Данил Аркадьевич

Семга поежился. А если Слава поймет? Догадается?.. Черт. Не так уж сложно вычислить, зачем ему вдруг по­надобилась срочная встреча после Наташкиной ава­рии... Тогда Слава не придет. Или придет, но с оружием. А может, он даже не будет ждать, когда Семга запросит о встрече. Уже сейчас следит за ним, фиксирует. Ждет, когда он начнет метаться, чтобы...

А если он — следующий?!

Во дворе у парковки горел одинокий фонарь. Семга всматривался до рези в глазах, и почудилась какая-то темная фигура рядом с его «лексусом». Опрометью бро­сился вниз. Никого не увидел. Обошел машину не­сколько раз. Достал из перчаточного ящика фонарь, за­лез

под днище, подергал какие-то шланги, попробовал на изгиб. Все целое вроде бы. Вернулся домой, выпил. Снова посмотрел в окно. И снова почудилось...

Он схватил себя рукой за лицо, с силой сжал.

« Успокойся, Серега. Так нельзя. Но они в самом де­ле могут меня прикончить. Им это ничего не стоит - ты же видишь...»

Могут. В любой момент.

Перед глазами поплыли сине-красные огни. Семга разжал пальцы.

И огни, и демоны восьмирукие — все исчезло. Пья­ный туман растворился. Стены больше не качались. Он протрезвел в один миг. Он — прозрел.

— Это я убил Наташку, — проговорил Семга в тишине.

И заплакал навзрыд.

Сам настучал на нее гаду этому, Славе! Никго за язык не тянул, сам! Если б молчал, все осталось бы по-преж­нему. Ясно, как день. Для Славы она никто, Наталия Колодинская, имя-фамилия, ничего больше. Для него, для Семги, она - Наташка, одна-единственная его На­ташка, купальник с маргаритками... И он ее сдал. Про­дал. ИДИО-О-ООТ!!!

Семга ударился головой об стол. Легче не стало. На­до самого себя стукнуть молотком по темечку! Но не получится... Разве из пистолета...

И главное, ведь эта ссора... Наташ ка-то права была, на все сто процентов. Деньги действительно ворован­ные, даже хуже! Если б чистые, честные деньги, то и беспокоиться было бы не о чем!,.

Распутывайся, клубочек, распутывайся... Куда ты нас приведешь? Так. Наташку убили, потому что на­стучал. Настучал потому, что деньги... Деньги потому, что... Потому, что ему их предложили. Кто предло­жил? Слава? Нет, Слава возник потом, уже с тугим конвертом. Предложил... Родик. Родька Мигунов - вот кто! Окрутил. Наобещал виллу, яхту, личного вра­ча и личного финансового менеджера. Что ж ты, Родька, наделал? Я тебя как сына родного принял, Наташка тебе борщи варила с пампушками, а ты?.. Зачем мне эта твоя вилла, скажи - без Наташки? И все остальное?

Он встал у окна, еще раз посмотрел на улицу.

И ведь Родька вместе с теми, в этой шобле. Значит, знал, что ее собираются убить. И ничего не сделал. Не предупредил даже... Не может быть. Нет,

Жутко разболелась голова. Дрожащей рукой Семга налил полный стакан водки, жадно всосал в себя. Вот бы завтра не проснуться. Ни завтра, ни послезавтра, никогда... Потому, что мир опустел. А что ему делать в пустом мире?

* * *

На утреннюю планерку Семаго опоздал. Появился в половине десятого, тихо прошел в свой кабинет, сел за стол. Вскоре примчался Гуляев.

—Ну, ты как? Оклемался маленько?

—Да, — сказал Семаго.

—Жена сегодня ужин роскошный собирает, лаза­нью домашнюю и все такое... Велела без тебя не яв­ляться. Так что, Серег, сегодня никаких мероприя­тий, понял?

—Понял.

Семаго сидел, навалившись на стол, болезненно прищуривался, будто силился что-то рассмотреть перед собой, что-то невидимое. На правой щеке белела широ­кая полоса засохшего крема для бритья, на шее и под­бородке виднелись следы от порезов. В кабинете стоял дикий запах перегара. Гуляеву стало

как-то не по себе. Он переступил с ноги на ногу, кашлянул. Семаго даже не пошевелился.

—Ты чего, Серег?
– сказал Главный конструктор.

—Нормально. Оптимум. Блядь. Ты иди. Я сейчас, — сказал Семаго в пространство.

Гуляев понял, что замгенерального директора мерт­вецки пьян на рабочем месте. Он вышел из кабинета, нажал снаружи на кнопку замка. Замок тихо щелкнул.

* * *

г. Заозерск

Грант Лернер был Дирижером. Именно так, с боль­шой буквы. Хотя столь уважительно пишут обычно о великих Композиторах, для Лернера можно было сде­лать исключение: ведь он дирижировал человеческими судьбами. Точнее, специальными операциями, в кото­рых решались судьбы и жизни. А по ходу решения сво­их Дирижерских задач ему многократно приходилось превращаться в представителя других профессий.

Сейчас он перевоплотился в редактора большой ежедневной газеты. Конечно, он терпеть не мог вся­кую писанину, даже отчеты свои надиктовывал Анне или секретарю. Но писать редактору и не обязатель­но. Главное — уметь организовать других. Собрать свору профессионалов пера, настроить их на сенса­цию, поставить задачи по сбору «жареных» фактов. У Гранта Лернера есть этот редкий дар — заставить жур­налюгу средних способностей прыгнуть выше собст­венной головы.

— Раскрыть тему через личность - вот что от вас тре­буется!
– через Женю Курляндскую потребовал он от своих верных «перьев».
– Смело, дерзко, широкими мазками! Рассмотреть нашего героя через микроскоп! Выпотрошить и вывернуть наизнанку! Извлечь всю подноготную! Узнать то, чего и сам изучаемый персо­наж о себе не знает! Только за такой материал «Мир криминала» заплатит вам по пятьсот долларов!

«Перья», находившиеся в его распоряжении, были, надо признаться, отнюдь не золотыми. Да и вряд ли се­ребряными. Скорей, гусиными: хронический алкого­лик из задрипанного «Заозерского курьера», потрепан­ный лысый мужичок из областного «Вестника Сиби­ри», «независимый журналист» — пробивной молодой человек с незаконченным высшим и глазами снулой рыбы. Непосредственно руководило ими доверенное лицо - энергичнейшая радиожурналистка Евгения Курляндская, которая могла успешно представлять не только вторую, но и первую древнейшую профессию [4] .

4

Второй древнейшей профессией считается журналистика, а первой - проституция.

И тем не менее.

Тем не менее, Лернер выжал их досуха. Курляндская жаловалась Анне, что впервые за сознательную жизнь десять дней не спала с мужчиной. Алкоголику некогда было дотянуться до стакана. Возможно, он пережил са­мую длительную абстиненцию, после которой задума­ется об окончательной «завязке». Лысый сбросил три килограмма, у «независимого» появился нервный тик. Но это Лернера волновало мало.

Главное, что в результате общих усилий собрался ма­териал, который при соответствующей обработке мог превратиться в гениальный, «забойный» очерк, способ­ный украсить номер любого солидного издания — хоть столичного, хоть международного: «Виталий Воронов. Портрет нетипичного российского следователя: чест­ный, неподкупный, обреченный».