От Анны де Боже до Мари Туше
Шрифт:
А между тем Генриху II три месяца назад исполнился сорок один год.
Но и это было еще не все. Любопытнейший из астрологов по имени Нострадамус, которого Екатерина пригласила ко двору в 1556 году, опубликовал произведение, в котором одно из четверостиший, казалось, подтверждало прорицание Горика:
Лев молодой, устремившись на битву, Старого льва в поединке сразил, Шлем расколот златой, тьмой подернулись очи, Чашу смерти жестокой несчастный испил…
Вот почему лицо королевы было воскового цвета, когда утром 30 июня она появилась на почетной трибуне.
— В десять
Поприветствовав дам, Генрих живо устремился на герцога Савойского, затем с еще большим блеском на герцога де Гиза.
Все шло прекрасно. И все же, когда он после второго сражения остановился, чтобы отереть пот, Екатерина попросила передать ему, что пусть он «из любви к ней больше не участвует в игре».
— Скажите королеве, что именно из любви к ней я собираюсь отправиться на следующий бой, — ответил король.
И он приказал молодому графу Габриэлю Монтгомери, сеньору де Лоржу, сразиться с ним. Граф попробовал было отказаться, вспомнив, как его отец едва не убил Франциска I, швырнув в него во время игры горящее полено, но потом, по настоянию короля, вынужден был взять оружие и приготовиться к бою.
И вот на глазах у мертвенно-бледной королевы начали сбываться пророчества: противники устремились навстречу друг другу, и копье Монтгомери с такой силой ударилось о шлем короля, что забрало открылось. В толпе зрителей кто-то вскрикнул, и королева упала, потеряв сознание.
С лицом, залитым кровью, Генрих II цеплялся за лошадь. Несколько человек бросились к королю. Острие копья выбило ему правый глаз и раскроило череп.
— Я мертв, — прошептал он.
Гвардейцы очень быстро доставили его в Турнель. Король уже не видел Дианы, мимо которой его пронесли. Она же, стоя в каком-то отупении, смотрела на него, не зная, что видит короля в последний раз…
Когда Екатерина Медичи вошла в комнату, где лежал король, так и не приходивший в сознание, около дюжины человек в смятении и растерянности без толку топтались вокруг постели умирающего. Она взяла мужа за руку и ощутила, что пульс еще бьется, хотя черты лица уже вытянулись.
— Приходила ли герцогиня Валансийская? — спросила она.
— Пока нет, — ответили ей.
Она, казалось, почувствовала облегчение и сказала просто:
— Так вот, я запрещаю ей входить сюда. Затем она вызвала Амбруаза Паре, постоянного хирурга короля.
Через полчаса знаменитый хирург появился. Взглядом знатока он осмотрел рану, нанесенную копьем графа де Монтгомери, и попросил рассказать ему в мельчайших подробностях обстоятельства несчастного случая. Выслушав, он отвел королеву к окну:
— Есть ли сейчас в ваших тюрьмах несколько человек, осужденных на смерть?
Лицо Екатерины Медичи выразило недоумение.
— Разумеется, есть.
— Прекрасно. Пусть их немедленно казнят, а трупы доставят ко мне. Я хочу проделать кое-какие опыты перед тем, как прооперировать короля.
Королева тут же распорядилась, и один гвардеец помчался в Бастилию, прикончил четверых заключенных, гнивших в тюремной камере, потом погрузил
Хирург уже поджидал его, стоя у порога в окружении своих учеников.
— Входите, — сказал он, — и положите трупы на этот стол.
После того как гвардеец выполнил указание, Амбру-аз Паре вооружился длинной заостренной палкой такой же толщины, как и копье Монтгомери, и резким движением попытался вонзить его в правый глаз первого трупа. Но в спешке он плохо прицелился, и палка попала в рот.
— Мимо! — сказал он недовольным тоном. Ненужное тело было брошено в угол комнаты. А Амбруаз Паре с поднятой палкой устремился на второй труп. На этот раз он оказался удачливее и сумел выбить глаз, только палка немного отклонилась к середине черепа, вместо того чтобы, двигаться в сторону уха, как, собственно, и случилось с копьем Монтгомери. Все, стало быть, приходилось начинать сначала. Раздраженный хирург приступил к третьему трупу. Однако, расстроенный предыдущими неудачами, он действовал слишком торопливо и попал палкой в висок. Ударом палки оторвало ухо, а значит, третий труп, как и два первых, был испорчен.
Уже гвардеец, присутствовавший при этой странной сцене, подумал, не придется ли ему вернуться в Бастилию и уложить там еще несколько заключенных, когда хирург попал, наконец, палкой точно в глаз четвертого покойника. На этот раз все получилось как надо: рана была точно такой, как у короля. Врач скромно опустил глаза, но ученики разразились аплодисментами.
Не давая себя смутить похвалами, Амбруаз Паре склонился над лицом, которое только что лишил глаза, просунул палец в пустую глазницу, долго ощупывал все неровности раны (чего он не осмелился проделать на самом короле), вернул на место несколько клочков плоти, несколько обломков кости, и на лице его появилась гримаса.
— Надежды мало, — сказал он.
Прихватив с собой деревянный молоток, пилу и щипцы, он вернулся в Турнель, чтобы попытаться выполнить тонкую операцию.
В то время как знаменитый хирург века пробовал осуществить трепанацию черепа короля Франции при помощи орудий, больше подходящих какому-нибудь бочару, Диана де Пуатье, которой передали слова королевы, направлялась в замок Ане в сопровождении Франциска де Гиза. Молчаливая, напряженная, она не могла не думать, что это ее путешествие, несколько поспешное, сильно напоминает бегство мадам д'Этамп во время агонии Франциска I двенадцать лет назад…
Однако она еще надеялась, зная, что у постели ее любовника находится такой человек, как Амбруаз Паре.
К сожалению, хирург в конце концов отказался от операции. Склонившись над зияющей раной, он констатировал «ухудшение вещества мозга, которое обрело рыжевато-желтоватый оттенок на участке размером в один дюйм, что означало начало гниения».
Почувствовав тошноту, он собрал свои орудия и предписал кое-какие средства, приглушающие боль.
— Остается только ждать, — сказал он. Тогда Екатерина Медичи чуть-чуть отрешилась от своего горя, чтобы поразмышлять о своей ненависти, и отправила гонца в Ане с поручением вытребовать у Дианы де Пуатье драгоценности короны.