От Аустерлица до Парижа. Дорогами поражений и побед
Шрифт:
Ланской не был масоном; но, как многие в то время, он кое-что из их ритуала знал. «Стой! — крикнул он вестовому. — Лежачего не бьют».
Француз безостановочно его благодарил, все время называя братом. «Вы ошибаетесь, — сказал ему Ланской, — я не масон, mais a double titre de chretien et de Chevalier-Garde, je ne puis rester sourd a l'appel d'un frere d'Armes» [51] .
Затем отвез его в ближайшую деревню и поручил его уходу местного жителя.
51
«…но как кавалергард и христианин я не могу оставаться глухим к зову брата по оружию» (франц.).
Француз все пытался узнать имя Ланского. «Это ни к чему. Мы все равно вряд ли с вами увидимся». — «Mais ma mere pourrait au moins prier pour celui qui Lui a conserve son fils». — «Quant a cela pas de refus. Pour vous je suis Chevalier-Garde, pour elle je me nomme Pierre. Et la-dessus bonne chance, camarade, et adieu» [52] .
В сражении под Лейпцигом, в знаменитой Битве народов, полк находился в резерве и активного участия в бою не принимал. 7 октября император Александр и король прусский въехали в город непосредственно с атакующими частями.
52
«Но для того, чтобы моя бедная мать знала, за кого возносить свои молитвы за спасение сына». — «Это не отказ. Для вас я кавалергард, для нее — Пьер. А главное — удачи и прощайте, друг» (франц.).
Король саксонский смотрел из окон дворца на входящие союзные войска. Король был объявлен военнопленным и под конвоем отправлен в Берлин.
Управление Саксонским королевством было поручено кавалергарду князю Репнину.
Тяжелая задача выпала на долю Репнина. Разорение Саксонии было полное, большая часть городов и селений была выжжена. В стране свирепствовала эпидемия тифа, местами — холера. Более 50 тысяч раненых разных армий находились в госпиталях, казна королевства была почти пуста.
Благодаря неутомимой энергии Репнина финансы страны быстро поправились и вместе с ними и общее благосостояние страны.
При назначении на пост наместника саксонского Репнину было приказано разыскать и изъять из обращения фальшивые русские ассигнации, выпущенные Наполеоном в 1812 году. Угроза ссылки в Сибирь за сокрытие ассигнаций сильно ускорила их сдачу. В самый короткий срок было сдано их на 7 миллионов рублей и на один миллион было найдено и отобрано у придворного банкира Фреге, получившего их на хранение лично от самого короля Фридриха-Августа. Фреге подлежал за сокрытие ассигнаций ссылке в Сибирь. Заступился за него перед императором Александром сам Репнин, объяснив поступок придворного банкира как вызванный верноподданническими побуждениями перед своим государем.
После Лейпцигского сражения союзные армии продолжали свое движение в направлении Франции.
Чтобы дать возможность австрийскому императору вступить во Франкфурт раньше императора Александра, Шварценберг изменил распределение и маршруты русских войск. Однако Александр I разгадал скрытую причину такого несуразного перемещения русских войск: с правого фланга на левый. Он отдал приказ Барклаю немедленно отправить усиленными переходами гвардейскую кавалерию и все кирасирские дивизии с их артиллерией к Франкфурту, никому об этом не донося.
«О прибытии нашей кавалерии к Франкфурту не объявляйте, ибо Его Величеству угодно прибыть туда с войсками не позже австрийцев».
24 октября весь кавалерийский корпус в полной парадной форме свалился как снег на голову австрийцам и подошел к Франкфурту. Государь, в первый раз за войну, в кавалергардском мундире вступил в город во главе своих войск за сутки до императора Франца.
Ноябрь и декабрь прошли в сосредоточении армий для предстоящего перехода французской границы и были использованы полком для перековки лошадей на зимние подковы и для обучения и спайки полученного пополнения.
Из прошлого кавалергардов. Поход 1814 года
1 января утром кавалергарды перешли Рейн и стали на бивак во французской деревне Мефферен.
Рознь между союзниками, уже появившаяся сразу после разгрома Наполеона в России, постепенно усилилась. Начала сказываться разница в интересах между Россией, Австрией, Англией и в меньшей степени — с Пруссией. Единственно, что их еще связывало, — это был страх перед Наполеоном. Этим страхом отчасти объясняются все неисчислимые марши и контрмарши, наступления и отступления, которые были вынуждены переносить войска.
В один из таких переходов цесаревич Константин нагнал полк. Увидав, что командующий полком В.И. Каблуков едет в строю не в каске, как это требовал устав, а в фуражке, цесаревич подскакал к Каблукову, наговорил ему кучу резкостей, сорвал с него фуражку и ускакал. На первом же ночлеге Каблуков собрал всех офицеров и передал им свое решение немедленно подать в отставку. Возможно, что цесаревич не знал или забыл, что Каблуков был ранен в голову и поэтому имел право ехать на переходах в фуражке. Еще в марте 1808 года полковой врач штаб-лекарь Флеров доносил, что «господин ротмистр Каблуков, вследствие полученных им ран в голову и грудь, имеет в сих частях тела сильную ломоту и на голове не может носить каски». Но все же это не могло оправдать тех резких выражений, которые были допущены Константином Павловичем в отношении Каблукова и самого полка: «Бархат-ники, якобинцы, вольтерьянцы!»
Офицеры единодушно одобрили решение своего старшего полковника и все также подали в отставку. В этом они были поддержаны и генералом Депрерадовичем и шефом полка генералом Уваровым, тоже подавшим в отставку. Решения Каблукова, офицеров полка, Депрерадовича и Уварова получили молчаливое одобрение государя. На первой же дневке в полк приехал цесаревич и произвел полку смотр. После смотра он собрал всех офицеров и в их присутствии извинился в тех обидных и незаслуженных словах, которые были им сказаны в отношении «храброго полковника и кавалера Каблукова и сверх доблестного полка». «А если, — добавил великий князь, — господа кавалергарды не удовлетворены его извинениями, то он готов каждому в отдельности дать сатисфакцию».
Конечно, Каблуков от имени полка сказал, что кавалергарды вполне удовлетворены словами великого князя, но тут из задних рядов выступил 19-летний корнет М. Лунин и сказал, что «честь, предложенная вашим высочеством, так велика, что я не вправе от нее отказаться». Каблуков его прервал, и на этом инцидент был окончен, но с этого момента цесаревич искренне привязался к Лунину, взял его впоследствии к себе в адъютанты и, когда Лунин был замешан в Декабрьском восстании, всячески старался облегчить его участь.