От чтения – к творчеству жизни
Шрифт:
В понимании «социальной сферы» Рубакин акцентировал внимание на «делании». Для него «делать» – это и означало «жить». (Не расходится, в принципе, с подобным пониманием слова «жизнь» определение его, данное в «Словаре русского языка» (1981): «Совокупность всего пережитого и сделанного человеком»). Понимая жизнь как целостное явление, учёный констатировал: представление о жизни более всего даёт художественная литература. Именно она, как он говорил, «выражает переживания человеческой души; помогает понимать, освещая с внутренней, интимной стороны все сферы или круги общественной жизни и общественных отношений, начиная с семейных и, развёртывая их всё шире и шире, до всего человечества». Отсюда шло
Используя подход Рубакина к чтению художественной литературы, зададимся вопросом: жизнь, отраженная в литературном произведении, и жизнь реальная – тождественны ли они друг другу? Обратимся к книге петербургского учёного Александра Михайловича Левидова «Литература и действительность» (1987), предисловие к которой, названное «Крупное явление советской культуры», написал Дмитрий Сергеевич Лихачёв. Он представил читателям книгу Левидова в качестве недостающего звена, которого до сих пор не хватало в цепи литературного образования: «Она учит постигать великое и задумываться над ним, учит мыслить, помогает человеку понять свое предназначение. Это целостная система, своего рода философия освоения художественнъи, творений». В этой книге A. M. Левидов глубоко и обстоятельно проанализировал взаимоотношения реальной действительности и действительности, изображенной писателем. Автор назвал жизнь, изображаемую в художественной литературе, «инобытием» действительности, т. е. явлением, в чем-то схожим с реальной жизнью («бытие»), но не тождественным ей («иное»). Отмеченное противоречие касается, прежде всего, изображения в литературе людей. Они, с одной стороны живые, с другой – придуманные.
Литературные персонажи, как он говорил, иногда бывают настолько живые, настолько похожие на реальных людей, что им ставят памятники. В качестве примера он назвал памятник Тому Сойеру и Гекльберри Финну в Ганнибале (США), памятник Дон-Кихоту и Санчо Пансе в Мадриде, Жюлю Мегрэ – персонажу романов французского писателя Жоржа Сименона – в голландском порту Делфзейл. (Мы могли бы добавить к ним памятники многим персонажам отечественной литературы). Подробно остановился A. M. Левидов на «посмертной» информации о Шерлоке Холмсе: на доме № 221/В на Бейкер-стрит, известном по рассказам Конан Дойля, сделана надпись: «Здесь жил Шерлок Холмс». Всё в этом доме приведено в точное соответствие с описанием квартиры литературного героя Конан Дойля, вплоть до бытовых мелочей.
Для подтверждения мысли, что литература – это сама жизнь, A. M. Левидов много цитирует Белинского: «Поэзия есть выражение жизни, или, лучше сказать, сама жизнь. Мало этого: в поэзии жизнь более является жизнью, нежели в самой действительности». Великий критик переносит это жизненное понимание литературы и персонажей в ней на читателя: «Читатели видят в его лицах живые образы, а не призраки, радуются их радостями, страдают их страданиями, думают, рассуждают и спорят между собой о их значении, их судьбе, как будто дело идёт о людях действительно существовавших и знакомых им». В данном случае Белинский говорит о читателях повести Лермонтова «Герой нашего времени». Ту же мысль он высказывает и в очерке «Взгляд на русскую литературу 1847 года», распространяя её на всю сферу искусства: «Искусство есть воспроизведение действительности, повторённый, как бы вновь созданный мир». Однако в другом месте тот же критик высказывает иное: «Создания поэта не суть копии с действительности, но они сами суть действительность, как возможность, получившая своё осуществление». Получается противоречие. С одной стороны литература тождественна жизни, с другой – не копия.
При всей внешней несогласованности этих суждений они оба верны. Как утверждает Левидов, «художественный образ в смысле познания реальной жизни даёт иногда больше, чем непосредственное наблюдение над самой жизнью». Для подтверждения сказанного он приводит мнение Гоголя о «Капитанской дочке»: «Чистота и безыскусственность взошли в ней на такую высокую степень, что сама действительность кажется перед нею искусственной и карикатурной». Другой пример: Чапаев в кино
Фотография или отражение в зеркале – это далеко не художественное произведение. Надо от правды реальной жизни подняться на высоту правды художественной. В этом и состоит процесс творчества.
«Иначе было бы очень просто быть художником. Стоило бы сесть у окна и записывать, что делается на улице, и вышла бы комедия или повесть», – заметил И. А. Гончаров. Подтвердил это и писатель Э. Хемингуэй в своей статье «О литературном мастерстве»: «Из всего, что знаешь, создаёшь силой вымысла не изображение, а нечто совсем иное, более истинное, чем истинно сущее». Ощущение истинности – причина идейного и эмоционального воздействия произведения искусства, источник его познавательного значения.
За всем читаемым, видимым и слышимым, за всей изображенной в книге жизнью людей скрыт автор, результатом творчества которого и является данное произведение. Силой своего таланта, силой глубокого проникновения в психологию персонажей он заставляет читателя забыть о том, что в его искусстве не реальная жизнь, и поверить в то, что его искусство – сама жизнь. Фокус в том, что не действительная жизнь (всё придумано), оставаясь не действительной жизнью, в восприятии читателя становится действительной.
Восприятие искусства слова как подлинной жизни особенно характерно для детей младшего школьного возраста. Это восприятие часто называют «наивным реализмом». Исследователь восприятия литературного произведения детьми 8-9 лет – сотрудник ГБЛ Ленина Ильинична Беленькая, в семидесятых годах XX века открыла примечательное свойство этого явления – доверчивость ребёнка к содержанию текста литературного произведения. Для «наивных реалистов» критерий качества художественного произведения – «правдоподобие»: «как в жизни», «как правда», «как на самом деле». Именно эта жизненность и вызывает в них эмоциональный отклик. Вместе с тем даже ребёнок понимает, что перед ним не реальная жизнь, а всего лишь бумага с напечатанными на ней типографскими знаками.
Способность младших школьников эмоционально реагировать на «правду» литературного произведения – это не минус их восприятия, а большой плюс. Януш Корчак в своей книге «Когда я снова стану маленьким», говоря о детях, призывал взрослых: «Надо подниматься до их чувств». Беленькая считает: если детский способ восприятия утрачен, то надо много сил, творческой энергии, времени потратить, чтобы заново создать у подростка, юноши или взрослого человека способность чувствовать художественное слово, эмоционально и непосредственно воспринимать и переживать прочитанное, реагировать на него: радоваться радостями, страдать страданиями литературных персонажей. Корней Чуковский по этому поводу писал: «Человек… не прошедший через эмоциональную выучку, навсегда останется душевным уродом, как бы ни преуспевал он в науке и технике. При первом же знакомстве с такими людьми я всегда замечал их странный изъян – убожество их психики, их тупосердие».
Мне вспоминается вычитанный из «Литературной газеты» случай. Учительница читала вслух детям «Муму» И. С. Тургенева. Уже ближе к концу, когда чтение дошло до момента гибели собачки, она услышала всхлипывание мальчика, сидящего за последней партой. Подошла к нему, спросила, почему он плачет. Услышав ответ «Собачку жалко», она стала журить мальчика за то, что он принял гибель собаки за правду: «Ведь это всё придумал писатель – а ты поверил». И далее она стала объяснять детям, что художественная литература – это плод фантазии писателя, и верить в правду того, что написано писателем, не надо. И добавила: «Вам, ребята, надо уметь отличать литературу от жизни. Для этого вы и учитесь в школе».