От Иерусалима до Рима: По следам святого Павла
Шрифт:
Ему эхом вторит жизненное правило, выведенное Сенекой:
«Живи с людьми так, будто на тебя смотрит Бог, говори с Богом так, будто тебя слушают люди».
На склоне лет Афенодор с согласия императора вернулся в родной Тарс. И тут же оказался в самой гуще провинциального скандала, ибо обнаружил, что власть в городе захватили мошенники во главе с нечистоплотным политиком Боэцием. Перед отъездом старый философ получил от императора особые полномочия по изменению городского законодательства. Однако Афенодор до поры решил не обнародовать своей власти. Проповедуя умеренность во всем, он хотел сначала испробовать менее кардинальные методы. Проанализировав ситуацию, он пришел к выводу, что делу поможет полная чистка управленческого аппарата. Поэтому начал с того, что отправил
«Но что для меня было преимуществом, то ради Христа я почел тщетою. Да и все почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего: для Него я от всего отказался, и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа» 9 .
Еврейская колония, к которой принадлежала семья Павла, наверняка уже много веков существовала на территории Тарса. Меня завораживает мысль о том, что отец апостола мог быть свидетелем исторической встречи Марка Антония и Клеопатры, которая состоялась в Тарсе за сорок лет до рождения самого Павла.
Клеопатра приплыла в Тарс, где римский триумвир отдыхал после победоносной битвы при Филиппах. Он намеревался сурово покарать египтянку за ту помощь, которую она оказывала Кассию. Египетская царица знала, сколь строго Антоний обходился с врагами, а потому решила максимально эффектно оформить свой выход. Воспоминания об этом судьбоносном моменте сохранились благодаря произведениям Плутарха и Шекспира. Весь город сбежался на набережную посмотреть, как египетский флот медленно входит в гавань Регмы. Антоний, восседавший на троне на одной из улиц Тарса, внезапно обнаружил, что окружавшая его толпа рассеялась. Никто не желал пропустить пышное зрелище. Взглядам изумленных зрителей предстало судно с позолоченной кормой, над которым развевались пурпурные паруса. Под звуки труб, флейт и арф мерно вздымались в воздух серебряные весла. Клеопатра в наряде Афродиты, богини любви, возлежала под расшитым золотом балдахином, а мальчики, наряженные купидонами, обмахивали ее пышными опахалами. Возле руля и вдоль такелажа были расставлены самые красивые из рабынь в нарядах граций и нереид. Толпа на берегу могла ощущать запах курившихся благовоний.
Прибытие Клеопатры произвело неизгладимое впечатление на жителей Тарса. Полагаю, Павлу в детстве не раз доводилось выслушивать рассказы стариков, которым посчастливилось присутствовать при сем красочном спектакле.
Вглядываясь вдаль поверх Киликийской равнины, я видел караваны верблюдов, медленно двигавшиеся на север. В небе над ними время от времени возникали яркие проблески — это солнечные лучи играли на белых крыльях аистов, спешивших в том же направлении. Стаи перелетных птиц осуществляли ежегодную миграцию из Смирны в Малую Азию. Скоро они достигнут Эфеса и примутся вить гнезда на полуразрушенных арках акведуков и на вершинах античных колонн.
Картину эту Павел наблюдал каждый раз, как весна приходила на Киликийскую равнину. На его глазах запыленные караваны ползли по далеким холмам, а затем внезапно пропадали в темноте перевала. То же самое происходило
Если Павлу надоедало глядеть на север, где темнели Киликийские ворота, он мог повернуться и обратиться лицом к тарсийским пристаням. Я явственно вижу эту картину: Павел в родном Тарсе, маленький мальчик, живущий в атмосфере постоянных прибытий и расставаний. Его, должно быть, хорошо знали в гавани. Не сомневаюсь, что он проводил там много времени, наблюдая, как корабли расправляют паруса и направляются на далекий сказочный запад. И, наверное, Павел не раз говорил себе со вздохом: «Ну ничего-ничего… Когда-нибудь я тоже отправлюсь путешествовать — как эти белые корабли, плывущие по морю, и эти белые птицы, скрывающиеся за горной цепью».
Я не спеша шел маленькой боковой улочкой Тарса, вдоль которой выстроились скромные лавки-мастерские. По сути, они представляли собой навесы, внутреннее пространство которых было открыто взорам прохожих. Там в полумраке сидели мастера, которые сучили нити из козьей шерсти и ткали из них полотно.
Улица ткачей… С радостным изумлением я обнаружил, что здесь практически ничего не изменилось со времен святого Павла. Эти люди, как и тысячу лет назад, изготавливали ткань для палаток, которыми пользовались кочевники с Таврских гор.
Мастера, заметив мой настойчивый интерес, пригласили меня зайти внутрь, все показали и объяснили. Причем проделали это с таким терпением, добротой и бесконечным чувством юмора, что мне на минутку показалось, будто я снова оказался у себя дома, в родной Англии.
Я узнал, что шерсть берут у коз, которые пасутся высоко в горах. Снег там лежит до середины мая, так что животные вынуждены отращивать густую шерсть. Шерсть этих коз славится по всему миру своей толщиной и прочностью.
На Востоке принято, что человек, который занимается шитьем палаток, сам же изготавливает необходимую для этого грубую ткань. В древности Тарс славился такой тканью, которую называли киликий— по названию провинции. Любопытно, что в современном французском языке до сих пор сохранилось слово «силис»для обозначения ворсистой материи.
Технология прядения и ткачества самая примитивная. Мастер с сумкой козьей шерсти на плече садится за прялку и принимается сплетать шерсть. Их станки того же типа, какой использовался на заре цивилизации. Таким станком пользовались в Древней Греции и Риме. Мне припомнился рисунок на греческой вазе, которую я видел в Британском музее. На нем изображалась Пенелопа, сидевшая точно за таким же станком.
Я наблюдал за работой ткачей и думал, что та же самая картина была с утра до ночи перед глазами у Павла. Если бы апостол каким-то чудом попал в наше время, он бы не узнал родной город. Тщетно ходил бы он по улицам современного Тарса, разыскивая несуществующие ныне дворцы, бани, статуи, рынок и даже реку. Но здесь, на этой крохотной улочке, он наверняка оживился бы и вздохнул с облегчением. Ведь Павел сразу бы признал ремесло, которое кормило его в Фессалониках, Коринфе и Эфесе.
Как здорово, что такое нехитрое ремесло способно пережить исчезнувшие империи. Думаю, причина в том, что труд ткачей сохраняет свою актуальность независимо от времени. Он удовлетворяет насущные и простые потребности людей. И не важно, что варварская раса уничтожает мраморные статуи и сложные акведуки. Не важно, что творится вокруг — война, резня или осада. Все равно рано или поздно все вернется на круги своя. Мирная жизнь восстановится, и в Тарс потянутся люди, желающие приобрести ткань на палатку.