От Кяхты до Кульджи. Путешествие в Центральную Азию и Китай
Шрифт:
Между Ганьчжоу и Гаотэй впереди Наньшаня выдвинуты еще три кулисообразно расположенные менее высокие цепи. С другой стороны Бейшань, т. е. северные горы, тянутся все время на близком горизонте; они очень скалистые зубчатые, совершенно пустынные. Сначала они отделены от дороги рекой Хыйхэ, которая затем прорывает их ущельем и уходит в пустыню; далее эти горы подступают совсем близко к солонцовой степи. Пыльная атмосфера часто делала Наньшань плохо видимым, а два раза пыльная буря скрывала от нас не только его, но и северные горы.
Обширный оазис Сучжоу менее богат водой и растительностью, чем оазис Ганьчжоу; он орошен довольно большими реками Линшуй и Дабейхэ, вырывающимися из ущелий Наньшаня и образующими затем вместе с р. Хыйхэ реку Эцзингол, уходящую вглубь Центр. Монголии.
В Сучжоу я остановился за городом в доме бельгийца на китайской службе Сплингерда, чтобы организовать поездку вглубь Наньшаня. Но сначала нужно сказать еще о наблюдениях, сделанных при больших боковых заездах в следующем году на том же пути из Лянчжоу в Сучжоу.
В этот раз у меня был уже собственный караван из верблюдов для багажа и верховых лошадей.
Из Лянчжоу я направился на север вдоль течения рч. Хунхэ в г. Чженфань на окраине Алашанской пустыни, где рассчитывал обменять уставших верблюдов на свежих. Дорога шла сначала по продолжению оазиса, а затем по окраине луговой и болотной низины, по которой течет река. По правому берегу последней тянется Великая стена, а за ней видны барханные пески Алашани. На третий день мы пришли в город; так как он стоит далеко в стороне от больших дорог, то до меня в нем не был ни один европеец, и его жители встретили меня, впервые за время путешествия, не очень дружелюбно. Хозяева постоялых дворов не хотели пускать к себе караван, отговариваясь отсутствием свободных комнат. В поисках приюта мы пространствовали по всем улицам в сопровождении толпы зевак и, наконец, нашли комнаты на постоялом дворе восточной окраины. Во двор вслед за нами ввалилась толпа и стала осаждать дверь отведенной мне комнатки; когда я запер ее, любопытные стали бросать в нее комья глины. Из опасения крупных эксцессов мне пришлось в первый и единственный раз послать своего китайского слугу с своим паспортом к местному начальнику за помощью; он прислал полицейских, очистивших двор от слишком назойливых зевак и затем карауливших ворота.
Мне не удалось ни обменять верблюдов, ни купить свежих продавцы боялись, что серебро заморского чорта превратится в их руках в чугун. За целый день поисков удалось купить только одного осла, и уплаченные за него кусочки серебра были проверены чуть ли не во всех меняльных лавках городка, где их ковали и резали, чтобы убедиться, что серебро настоящее. Я хотел найти также проводника к расположенным гдето севернее города угольным копям, из которых в Лянчжоу привозят особенно хороший уголь, виденный мною у миссионеров. Но никто не хотел наняться, вероятно, по внушению властей, желавших скорее избавиться от беспокойных гостей. Китайцы уверяли, что копи находятся не севернее города, а на большой дороге в Ганьчжоу, по которой я хотел направиться дальше, и что их легко найти.
Таким образом посещение г. Чженфань не дало желаемых результатов и оставило неприятные воспоминания. Но зато на дальнейшем пути в Ганьчжоу я видел окраину пустыни. Этот путь пролегает сначала севернее Северных гор, ограничивающих культурную полосу, а затем пересекает их и выходит к Юнчен в этой полосе. Мы направились из Чженфаня на запад и за площадью полей, орошенных из речки, сразу попали в бугристые и барханные пески, исследованию которых была посвящена вторая половина дня. Далее шла пустынная равнина с скудной растительностью и отдельными площадями песков; изредка попадались уединенные постоялые дворы. На одном из них пришлось простоять целый следующий день, так как ночью началась песчаная буря, продолжавшаяся и утром. Воздух был так наполнен пылью и песком, что итти против ветра было невозможно: навстречу неслись целые тучи песка. Под вечер полил дождь, сменившийся снегом (26 апреля ст. ст.), и ветер начал стихать. Эта буря служила ярким опровержением мнения некоторых географов, которые уверяют, что пыль, из которой создается лёсс, не приносится из пустынь и что пыльные бури образуются только там, где человек разрыхлил почву своими пашнями и где пролегают дороги, с которых ветер поднимает пыль. Описанная пыльная буря налетела с северозапада из пустыни, где нет ни пашен, ни больших дорог и где почва не состоит из лёсса. Подобные же бури я наблюдал неоднократно в разных частях Центральной Азии, где также не было ни пашен, ни колесных дорог.
Через пять дней мы пришли в маленький оазис с городков Нинюаньпу, орошенный речкой, которая прорывается ущельем через Северные горы и кончается, как и р. Хунхэ, в небольшом озере дальше в пустыне, но гораздо ближе, чем было показано на картах, которые, вероятно, были основаны на старинных китайских картах, преувеличивавших расстояния. Впрочем возможно предположить, что в старину вода этих речек меньше расходовалась на орошение полей, так как население было меньше, и потому могла выбегать дальше в пустыню.
Пересечение Северных гор, здесь называемых Луншань (Драконовы горы), по ущелью р. Юннинхэ, дало много геологических наблюдений, но особого интереса для описания не представило.
Из следующего городка Шаньданьсянь я сделал еще экскурсию в Северные горы и обнаружил, что здесь позади того хребта, гребень которого виден из культурной полосы, находятся еще горные цепи, пересеченные долиной небольшой речки, начинающейся за передовой цепью, что на северном склоне последней имеется какойто лес и что равнины Алашани расположены значительно дальше.
Недалеко от г. Шаньданьсянь обращает на себя внимание колоссальная статуя Будды, высеченная в отвесном обрыве гранитных холмов; она имеет около 15 м высоты, так что голова ее находится на одном уровне с вершинами деревьев, а крыши зданий кумирни Дахуассы доходят ей только до колен.
На пространстве между Ганьчжоу и Сучжоу я на второй год сделал экскурсию вглубь цепей, выдвинутых кулисообразно впереди Наньшаня против г. Гаотей и прошел далее по подгорной дороге ближе к подножию Наньшаня. На ней расположены небольшие селения и пашни, орошаемые речками, вытекающими из гор, так что местность более населена, чем солонцовая степь, которую пересекает большая дорога. Но и здесь есть отдельные площади сыпучих песков, материал которых частью принесен из Алашанской пустыни и отложен у подножия горного барьера, отчасти представляет продукт развевания почвы солонцовой степи в сухое время года.
По дороге между г. Шаньданьсянь и Сучжоу мы и в этом году испытали несколько пыльных бурь, вслед за которыми выпадал дождь или снег (даже в начале мая). Бури всегда налетали с северозапада, со стороны пустыни.
Глава восьмая. В гостях у П. Сплингерда
Начальная школа. Сущность китайской учености. Ученые степени и длинный путь их получения. Трудности изучения китайского языка. Иероглифическое письмо. Городская тюрьма и методы наказания. Китайский званый обед. Любимая игра за обедом. Бой сверчков.
В Сучжоу я, как упомянуто, поместился в ямыне П. Сплингерда, с замечательной личностью которого нужно познакомить читателя. Родом бельгиец и по профессии каменщик, он попал в Китай в шестидесятых годах вместе с первыми бельгийскими миссионерами в качестве слуги; затем перешел в прусское посольство в Пекине, выучился говорить покитайски и сопровождал в качестве переводчика немецкого исследователя Рихтгофена во всех его путешествиях по Китаю. Это дало ему большое знакомство с разными частями государства, а в сношениях с китайскими властями и с населением он обнаружил свои дипломатические способности.