От легенды до легенды (сборник)
Шрифт:
— С тех пор у нас уже около двух десятков относительно молодых мужчин умерли, и смерти все какие-то нелепые, — вздохнула Валентина Андреевна, — то сердечный приступ на ровном месте, то утонут, то на трассе погибнут. Один кукурузник по весне жег и в костре сгорел, другого собственный трактор переехал… Да ты и сама некоторые похороны уже видела — всех ведь на кладбище мимо школы несут. Старики говорят, пока тело земле не предадут, молодые умирать будут.
— У нас ежегодно кто-то из учеников гибнет, — добавил Сергей.
— Говорят, это из-за того, что церковь разрушили, мол, проклятие на селе лежит, — заметила учительница. — А мне кажется, если проклятие есть, то началось все много раньше. В селе нынче большая часть населения — приезжие, старые семьи вымирают постепенно. Ладно, что мы все о грустном. Вы заходите, ребята, а то скучновато без Димки. За лето привыкли,
— Правильный принцип, — заметил Александр.
— Сыночек весь в тебя, — возмутилась Валентина Андреевна. — Ему там весело, а о матери подумать некогда. Ой, что-то я много бурчу, старею, видно… давайте-ка лучше ужинать да чаевничать.
Дома Иришка немедленно включила голубую настольную лапу с металлическим абажуром и принялась просматривать папку Валентины Андреевны. Сначала шли старинные копии документов о бывших владельцах села: «Реляція вознаго шляхетного Старцевича: року Божого 1635 марта», выписки из приходских книг, ксерокопии документов и фотографий, статистические отчеты… И наконец — вот оно!
Легенда о несчастливой любви панянки Янки Медушинской, поселянки Маланки и казака Миколы (записано со слов селянки Параски Медведь с. Петров Корень этнографомъ Данилой Смушевским г. Р. Х. 1863).
Сказывают старые люди, что село наше раньше принадлежало польскому пану Петру Медушинскому. Давно то было, лет двести тому. Была у пана Петра дочка-красавица Янка. Лицом бела, бровью черна, глазами ясна. Гордая была панянка, много женихов к ней сваталось, только она всем гарбуза [89] подносила. Вот поехала она как-то кататься на лошади, а конь испугался чего-то и понес. Тут бы и конец девке пришел, да увидел такое дело молодой парубок Микола, успел ухватить коня под уздцы и остановить. И надо ж было случиться такому, что влюбилась панская дочь в простого казака. Село принадлежало ее предкам с давних пор, а жили в нем и крепостные крестьяне, и вольные казаки. Микола был казаком и хлопцем хоть куда, да только был уже обручен с местной девкой Маланкой, простой селянкой. Янка была гонористой и упертой, не могла она допустить, чтобы в чем уступить простой хлопке. А Микола, известное дело, что с хлопца возьмешь, влюбился в красавицу-панянку и думать позабыл о своей нареченной невесте. Стали Янка с Миколой встречаться тайком, только шила в мешке не утаишь. Видели люди, как миловались-любовались они то над быстрой рекой, то в темной дубраве, то в чистом поле. Прознала про то и Маланка. Словно гадюка обвилась вокруг ее сердца, и решила девка извести Янку. И то сказать, куда ей супротив панской доньки, та и лицом краше, и станом стройнее, и умом быстрее. И надумала Маланка пойти к бабке-ворожке, взять у нее какого зелья, чтобы досадить сопернице. Что сделала та бабка, неведомо, а только стала Янка хворать да чахнуть день ото дня. Возил к ней пан Петро лекарей из самого Киева и Неметчины, а дочери становилось все хуже. Тут и надоумила Маланка пана, что его дочь полюбила простого казака. Вызвал пан Миколу к себе, тот отпираться не стал. Приказал высечь пан Миколу, хоть тот и был вольным, а не крепаком [90] . Еле жив остался Микола, но к Маланке не вернулся. Вскорости умерла Янка, а перед смертью прокляла село и всех его жителей до двенадцатого колена за то, что погубили ведовством ее счастье. Пуще же всех прокляла Маланку, пожелав ей ослепнуть, дабы не видела чего не следует. Микола после ее смерти сделался сам не свой, а потом и вовсе сгинул. Поговаривали, что повесился на могиле своей коханки [91] . А Маланка, поняв, что ведовство ничему не помогло, выплакала все глаза и бросилась в речку. С тех пор река стала отступать от села, а в селе начало сбываться проклятье панночки Янки. До наших дней дошло название долины — Панская, там стоял когда-то господский дом.
89
Гарбуз — тыква, девушки на Украине преподносят тыкву в знак отказа сватающимся женихам.
90
Крепак — крепостной.
91
Коханка — любовница.
Этой ночью Ире вновь снилась девушка, только теперь она знала, что это Маланка.
Через несколько дней Сергей приехал под вечер, хмурый, как в день гибели друга, и сообщил:
— Говорят, Влада нашли какие-то рыбаки в нескольких километрах ниже по течению, у железнодорожного моста. Мать и брат поехали на опознание. Да что там опознавать, разве что ботинки… Если это он, то завтра похороны. Пойдешь?
Иришка молча кивнула и посмотрела на небо. Что-то было не так — конечно, ведь появились долгожданные тучи, на землю упали первые крупные капли дождя. Только теперь они не радовали, а почему-то пугали.
За ночь непогода разгулялась. Иришка набросила поверх темной блузки черный пиджачок, повязала голову косынкой, подхватила букет астр и под зонтом направилась к месту сбора одноклассников Сергея. Дождь пошел гуще.
Эти похороны она запомнила на всю жизнь. Такого ливня не видали даже много пережившие на своем веку старики. Казалось, поток с небес усиливался с каждой минутой, пока не превратился в сплошной водопад. Проводить Владика собралось почти все село. Иришка с трудом различала за пеленой слез и дождя темные силуэты в траурных одеждах, приходилось постоянно смотреть под ноги, чтобы не провалиться в заполненные водой выбоины на дороге. В лужах плавали яркие цветы, устилавшие улицу. Люди удрученно брели по колено в воде, одежда промокла насквозь, не спасали никакие плащи и зонты. Впереди, на плечах одноклассников, плыл закрытый гроб с… Иришка старалась не думать, что там, внутри, да и Владовы ли это останки… В голове вертелось: «Отверзлись хляби небесные…» В яме для могилы тоже стояла лужа. В толпе шептались:
— Бедняга, столько времени в воде пробыл, и теперь ему нет сухого упокоения.
Прозвучали последние слова прощания, всхлипы девушек стали громче, глухо застучали о крышку гроба мокрые комки глины…
Со дня похорон Влада дожди шли каждый день, частенько с грозами, совершенно не подходящими для середины осени, словно природа стремилась взять свое.
Через неделю Сережку забрали в армию. В тот день небо немного прояснилось, собравшиеся на проводы друзья давали новобранцу советы, шутили, а Иришка, неожиданно для себя, расплакалась. Сначала она тихонько глотала слезы, потом заревела навзрыд. Было стыдно перед друзьями и родителями Сережки, но остановиться она не могла. Тщетно Сергей и его мать утешали, объясняли, что служить ему недолго, что служба будет проходить в полку, где офицером старший брат, что военный городок совсем недалеко, а брат поможет с отпуском…
Понедельник начался с происшествия. Еще на подходе к школе Ира заметила огромную дыру в бетонном заборе и толпу учеников рядом. Мария Петровна сокрушенно разводила руками, хмуря светлые брови:
— Да когда же это закончится?! Который раз латаем, ну точно, как проклятое это место. И где деньги брать на новый забор? Районо не даст…
— Бес попутал, Петровна, сам не знаю, как получилось, — оправдывался тощий мужичонка в мятых штанах и вылинявшей мастерке.
Из разговора в учительской Иришка узнала, что с тех пор, как тут поставили школу вместо церкви, местные водители постоянно сносят угол забора, кто по пьяни, а кто по каким-то непонятным им самим причинам.
Иришка пришла с работы чуть пораньше и столкнулась в калитке с женщиной, ведущей за руку маленького мальчика с распухшим правым глазом.
— Кто это, баб Настя? — удивилась она.
— Да так, — замялась старуха, — приходили тут до мэнэ… Ты краще визьмы там у холодильнику яйца и сальца крошку, пожарь яешню.
— А откуда яйца? Те, что я привезла, уже закончились.
— Та, то мэни прынеслы… Заробила…
За ужином старуха разговорилась:
— Тоби казали, що я видьма? Не кажи ничого. Знаю, що казали. Та я, дитка, не видьма, трохы вмию дещо. То мэни матка моя передала. Очи вмию ликувати, як чим запорошено, то язиком витягаю. Бачила хлопчика: йому в око зализячка попала, а я вытягла. Ты мэнэ не бийся, ты ж теж така сама…
— Я?! — изумилась девушка. — Да я ничего не умею, я даже не слыхала о таком!