От Монмартра до Латинского квартала
Шрифт:
Целью фантазистов, как и всех подобных групп, была реформа поэзии: фантазисты отрицали наследие символизма, герметическую замкнутость и пессимизм декадентства, выступали за «фантазию», жизненность, простоту лексики и четкость выражения, свободу формы, возвращение к национальным и прежде всего фольклорным и песенным традициям. Типичное у фантазистов сочетание меланхолии, горечи, иронии, сентиментальности и юмора крайне характерно для Карко (испытавшего также глубокое влияние Ф. Вийона, А. Рембо, Ф. Жамма, Ж. Лафорга и Т. Корбьера) и его ранних сборников «Кислосладкие песенки» (1913) и «Маленькие арии» (1920). Его стихотворения в прозе отличаются импрессионистическим урбанизмом, живописны и динамичны;
Развитию школы «фантазистов» помешала Первая мировая война, и ныне их заслоняет густая тень более радикальных новаторов — Аполлинера, дадаистов, сюрреалистов; с другой стороны, влияние их прослеживается и у сюрреалистов, и, несомненно, у таких авторов, как Ж. Превер или Б. Виан.
К началу десятых годов относится нашумевший роман Карко с известной писательницей-модернисткой Кэтрин Мэнсфилд, уроженкой Новой Зеландии. «К тому времени, как у нее завязался роман с Карко… Мэнсфилд уже была героиней ряда чувственных любовных связей как с мужчинами, так и с женщинами» — пишет американский переводчик Карко Гильберт Альтер-Гильберт (одной из любовниц Мэнсфилд была поэтесса и литературный критик Беатрис Хастингс, подруга Модильяни).
«Карко давно стал волком, женолюбом, бабником с эпической репутацией. Их обоюдное влечение было непреодолимым… Мэнсфилд, в период пребывания во Франции, отправилась даже в окопы в поисках возлюбленного. Затем они разошлись и каждый отправился к новым победам и приключениям плоти. Никогда еще не бывало такого странного сходства двух душ. Но схожие полюса отталкивает друг от друга. Два корабля в ночи…»
В 1914 г. при поддержке писательницы Рашильд (Маргерит Эймери), жены основателя литературного журнала «Mercure de France», Карко опубликовал в журнале свой первый роман «Иисус-милашка», заслуживший похвалы видного романиста Поля Бурже.
В ноябре 1914 г. Карко был мобилизован. Сперва он служил на военной почте, затем поступил в летную школу и в декабре 1916 г. получил патент авиатора за номером 5016, но вскоре был демобилизован из-за травмы колена. Война унесла жизнь младшего брата Карко. От последствий фронтового ранения и испанки скончался Гийом Аполлинер; без вести пропал в первые дни боев Андре дю Френуа; ближайший друг Карко, Жан Пеллерен, истощенный войной и туберкулезом, умер летом 1921 г.
Постепенно Карко оправился от потрясений, и в жизни его наступила счастливая и самая плодотворная эпоха, продолжавшая вплоть до конца тридцатых годов. Один за другим он публикует многочисленные романы — «Извращенность», «Банда», «Человек, которого выслеживают» (именно этот роман о взаимной ненависти и патологической страсти убийцы и свидетельницы преступления принес Карко в 1922 г. премию Французской академии), «Улица» и другие, книги о Париже, писателях и художниках — «Поль Бурже», «Дружба с Туле», «Легенда и жизнь Утрилло» и т. д. Выходят и книги, принесшие Карко международную известность — «Роман о Франсуа Вийоне» (1926), рисующий распутную и трагическую жизнь великого поэта, и воспоминания «От Монмартра до Латинского квартала» (1927).
Парижское «дно», населенное ворами, проститутками, налетчиками, сутенерами и мелкими уголовниками — вот мир многих романов Карко, этой нервной прозы, погруженной в туман меланхолии и сдобренной острыми переживаниями и виртуозным уличным арго. «Темные улицы, бары, сирены в порту, уходящие корабли и огни в ночи», по собственному признанию, всегда влекли Карко, и в прозе, и в поэзии стремившегося к «пронзительному романтизму, где экзотическое сплетено с чудесным — не без щепотки иронии и разочарованности».
Во многих романах Карко также справедливо усматривают следы Достоевского: русский гений оказал на него неизгладимое впечатление. Это особенно справедливо в отношении «Человека, которого выслеживают» с убийством старухи, прямо заимствованным у Достоевского.
«“Преступление и наказание” буквально опьянило меня. Пять дней подряд, запершись в своем углу в меблированных комнатах, я зачитывался им. Второе, третье, четвертое чтение ни в чем не ослабили мощных ощущений, пронизывающих все мое существо» — писал Карко. «Звук колокольчика, в который вслушивался Раскольников, вернувшись к дверям старухи процентщицы, казался мне тем самым, какой раздавался внизу, в передней, когда ночью мы будили спящего там слугу. Я вздрагивал всякий раз, как какой-нибудь запоздалый жилец дергал звонок. Моя комната находилась над этой передней. Я жил в ожидании этого звука колокольчика, резкое звяканье которого преследовало меня как привидение».
Карко, с другой стороны, отнюдь не занимался морализаторством в духе Достоевского, не собирался он и крушить социальные устои, подобно некоторым своим соратникам-модернистам, а в отношении «парижских подонков» (как выражались в двадцатые годы) балансировал на тонкой грани между сочувствием и равнодушием. Вдобавок, метафизические вихри «проклятых вопросов» лишь ненадолго могли коснуться его души: в нем было слишком много чисто французской жовиальности, любви к друзьям, бутылочке вина, песне и, конечно, Парижу.
Слава принесла писателю деньги и налаженный быт: Карко приобрел участок в Кормейан-Вексен под Парижем, бывшую собственность Октава Мирбо, после вернулся в столицу, поселился на набережной д’Орсэ, женился на Жермен Жаррель.
В 1932 г., во время поездки в Египет, Карко познакомился в Александрии с Элианой Негрин, женой еврейского «хлопкового короля» Египта Ниссима Агиона. Говорят, то была любовь с первого взгляда. Они хотели быть вместе и многим готовы были пожертвовать: Карко развелся с первой женой, Элиана оставила мужа и трех детей и в феврале 1936 г. отпраздновала свадьбу с Карко. В следующем году Карко был избран членом Гонкуровской академии.
Счастье длилось недолго — после начала Второй мировой войны еврейское происхождение Элианы и неприятие нацизма вынудило Карко и его жену искать убежище сперва в Ницце, а затем в Швейцарии. Здесь Карко подружился с художником Морисом Барро и поэтом Жаном Гравеном, известным юристом, позднее представлявшим Швейцарию на Нюрнбергском процессе.
После войны Карко и Элиана возвратились в Париж. С 1948 года они жили на парижском острове Сен-Луи. Карко продолжал усердно трудиться: писал и публиковал романы, мемуары, книги стихов, песенки (одну из них исполнила Эдит Пиаф). В 1952 г. он в последний раз выступил с песнями в «Проворном кролике».