От ненависти до любви
Шрифт:
– Эка замахнулся! – засмеялась я. – Что-что, но домов ты точно не строил. И вообще, как ты это представляешь? Ты уедешь, в конце концов, а меня запишут в «соломенные вдовы»? Ты думаешь, уже не заметили, что ты повез меня к опорному пункту. У нас мастера легенды сочинять. К вечеру нас непременно обвенчают.
– Ты сплетен боишься? – изумился Замятин. – Бабских разговоров?
– Замятин, – сказала я строго и сняла его руки со своих плеч. – Утром я немного расслабилась. Не играй на этом. И вообще я сейчас при исполнении.
Я открыла сейф и положила в него пистолет. А затем посмотрела на Олега.
– Ты не забыл, что нужно «Ниву» отогнать?
– Не
А я не знала, как реагировать. Молчание затянулось. Тогда я села за свой стол и снизу вверх посмотрела на Замятина.
– Сейчас ко мне посетители валом пойдут, – сказала я ворчливо, лишь бы прервать молчание.
– Хорошо, я уйду, – Замятин усмехнулся. – Взрослая женщина, а ведешь себя как ребенок.
Он прислонился к дверному косяку, достал пачку сигарет, но не закурил.
– Ты ведь славная! Умница! Что ж ты себя не ценишь? Закопалась в этой дыре…
– Олег, – я поднялась из-за стола, – мы это уже проходили с Севой. Есть у меня причины здесь закопаться… Но это мои личные дела, и объясняться я не намерена. Так что езжай уже. Мне действительно некогда!
Замятин хмыкнул, покачал головой, снова посмотрел на меня как на безнадежно больную и вышел из комнаты.
Я закрыла за ним дверь и почти упала на диван. Кто бы знал, каких трудов мне стоило не броситься ему на шею, не прижаться к груди… И плевать на сплетни-пересуды… Я перевела дыхание. И на кой ляд Олег объявился в Марьясове? Почему не уезжает? Я не верила, что Замятин проникся ко мне теплыми чувствами. Мне – тридцать два, ему сорок или чуть больше. Оба не в том возрасте, чтобы очертя голову менять свою жизнь. Я-то уж точно переступила ту грань, до которой, наверно, еще могла бы безоглядно влюбиться. А после тридцати у женщины больше шансов стать космонавтом, чем выйти замуж, да еще по любви.
Народ ведь как считает? Народ считает, что жениться на барышне одного с собой возраста мужчина может разве что до двадцати пяти. А потом, ничего не поделаешь, надо увеличивать разрыв. Потихоньку переходить на тех, кто годится в дочки. Затем – кого можно и внучкой назвать. Главное – не приближать к себе ровесниц… Да еще с таким несносным характером, как у меня. Выходит, у меня только два пути: или Шихану глазки строить, или у бабы Нюры мужа отбить!
Понесло тебя, Маша! Ты забыла, что школьные подруги, хоть и немного их осталось в селе, давно не приглашают тебя в гости? Все вполне объяснимо: каждая замужняя женщина видит в одинокой потенциальную соперницу. Факт остается фактом: если ты не замужем, тебе доверия нет. Либо тебя жалеют, либо боятся… Но я здесь ни при чем. Я никому не перебегала дорогу. И даже с Веркой не стала выяснять отношения, хотя сокурсницы упорно советовали набить ей морду.
Неужто я до сих пор люблю Бориса? Я прислушалась к своим ощущениям. Нет, сердце не затрепетало, даже чувство обиды не всколыхнулось. А вот досада возникла. Я вспомнила, как целовалась с Борисом, его жадные руки на груди… Все эти неприятные ощущения показались добрым знаком.
«Ладно, хватит изводиться!» – приказала я себе мысленно. Каждую секунду в мире что-то происходит. Люди влюбляются, расстаются, ссорятся, мирятся… Но человечество не перестает верить в любовь. Человечество немножко страдает, а затем опять встает на ноги, вытирает слезы, громко сморкается и идет на кухню выпить чашечку кофе… И вино вновь обретает вкус. И аппетит приходит. И новая любовь… Вот только верить в нее надо… И не втаптывать в грязь, если она только-только с трудом пробилась
Я решительно встала. Последние мысли мне понравились. Кажется, я давно не покупала себе нового платья. Именно платья, потому как вне службы предпочитаю носить джинсы и майки. И еще я просто кожей чуяла: черная полоса должна вот-вот закончиться. По крайней мере, мне очень хотелось в это верить!
Глава 14
День пролетел незаметно. Если не считать пожара, который превратил меня в бомжа, – вполне обыкновенный, рядовой день. Служебные дела быстро оттеснили личные заботы. Первым делом я позвонила в РОВД. Доложила, как положено, о случившемся, чем вызвала шквал вопросов от начальства, на которые попыталась ответить, как сумела. Затем звонки посыпались один за другим. Сочувствующих и просто любопытных оказалось предостаточно. После обеда позвонили из кадровой службы, сказали, что окажут материальную помощь, а еще сообщили, что начальник райотдела решает вопрос с главой администрации о выделении мне служебной квартиры. Оказывается, была в заначке у Мордахина однокомнатная, с печным отоплением комнатенка в двухэтажном бараке. Жилье не ахти какое, но все-таки лучше, чем служебный кабинет.
Не скрою, приятно, что коллеги озабочены моей бедой, и все же я чувствовала себя не в своей тарелке. Мордахин тоже меня осчастливил. Лично привез раскладушку, матрас, одеяло и два комплекта постельного белья. Попросил относиться бережно, так как все это добро он взял под расписку в общежитии местного профучилища. Через час на радостях я принесла ему справку о работе с несовершеннолетними. Впервые за несколько лет мы поговорили не на повышенных тонах. Мордахин даже предложил мне чаю с домашним печеньем, а в конце, махнув рукой, всучил свой чайник. И это я тоже сочла добрым знаком.
После обеда я осмотрела пепелище, составила протокол осмотра места происшествия, опросила свидетелей. На это ушло часа два. Затем мне пришлось выяснять обстоятельства кражи яиц у бабки Полины, известной всему селу своим склочным характером. Бабка грешила на соседей – многодетную семью, в которой, кроме детей, богатства не имелось. Но семья слыла непьющей, работящей, и кур в их хозяйстве было раз в пять больше, чем у Полины. В конце концов я обнаружила похитителя в зарослях смородины на задах бабкиного огорода. Воришкой оказалась собачонка Тишка, что ощенилась тайком от хозяйки.
– Полина Захаровна, – подозвала я бабку, – вот она, преступница!
Тишка, высунув язык, преданно смотрела на меня. Глазки-бусинки влажно блестели в тени кустов. Недавно прозревшие щенки тыкались в ее брюхо тупыми мордочками.
– Ой, лишенько мое! – заголосила Полина. – Что ж мне с такой оравой делать? У, зараза! – она присела на корточки и отвела ветку смородины. – Спрятала, проклятая, чтоб не утопила…
Вся земля вокруг была усыпана скорлупой. Бабка поднялась на ноги, перекрестилась.
– Господи прости! Грех на душу взяла! Детей оговорила! – Она умоляюще посмотрела на меня. – Ты тоже прости. До наших ли тебе делов сейчас. – И засуетилась: – Ты погоди! Я сейчас молочка тебе, сметанки соображу…
До опорного пункта я добралась уже под вечер. Еще издали я заподозрила что-то неладное. Крыльцо заполнили банки с соленьями-вареньями, какие-то коробки, мешочки, узелки, кастрюльки и пакеты. Среди этого богатства выделялся мешок с картошкой и большой туес, полный яиц. Я остановилась, не веря своим глазам. Село пришло мне на помощь, а я-то думала…