От судьбы не уйдешь
Шрифт:
Так они и жили. Дядя его был не то, что плохим, но он просто не понимал, зачем нужны дети и что им надо. У него была куча своих проблем, не было работы, и съедала тяжелая болезнь. Когда ему предложили опекунство над племянником, которого он никогда в глаза не видел (так как не общался с братом десять лет), он согласился. Ему сказали, что он будет получать неплохое пособие на ребенка, и дядя посчитал это божьим откликом на его молитвы о деньгах. Он без зазрения совести получал пособие и тратил его на себя, ни на секунду не задумываясь о нуждах мальчика. Если бы ему сказали, что он должен на эти деньги покупать ребенку игрушки, одежду, книги и водить его в зоопарк, он бы очень удивился и отказался от такого опекунства. Но никто не сказал ему ничего подобного, и они так и жили, почти год.
У Ареса произошла сильная задержка в развитии. Когда он попал к дяде, он хорошо говорил, но за год практически разучился. Он смутно представлял себе, что есть другие дети, и какие бы то ни было взаимоотношения между людьми. Он напоминал скорее какого-то зверька, которого завели в доме ради забавы, а потом забыли, и вынужден был сам о себе заботиться. Почти весь день он слонялся по дому, заглядывая периодически в холодильник, в котором не бывало ничего кроме сосисок и пива. Он научился открывать пиво, подглядев, как это делает дядя, и не видел ничего необычного в этом напитке. Было горьковато поначалу, но он быстро привык, и ему нравилось подражать дяде. Потому что большего он все равно не знал. Иногда дядя манил его пальцем и приобняв засыпал, придавив ребенка. Арес тогда мог пролежать несколько часов в неудобной позе, боясь пошевелиться и выбраться из-под его руки, слушая громоподобный храп. Но вместе с тем он испытывал удовольствие, потому что это было все же какое-то проявление внимания.
Однажды утром Арес вышел из каморки, чтобы найти что-то в холодильнике. Обычно в это время дяди уже не было. Он уходил рано и возвращался очень поздно. Но в это утро он увидел дядю лежащего на кровати. Арес испугался, и хотел было вернуться к себе, но голод взял вверх и мальчик прошел к холодильнику. Потом он опять слонялся по дому и делал все что обычно, но дядя так и не проснулся. Ни на этот день, ни на следующий. Так Арес провел с мертвым телом, почти неделю. От него исходил ужасный запах, и Арес не понимал, почему дядя так долго спит и не шевелится. Он просто стал обходить его стороной, а так ничего не изменилось. Правда пиво и сосиски закончились, и мальчик стал есть все, что еще можно было найти на кухне: сухую лапшу, засохший хлеб, соленые орешки и крекеры, в которых давно уже жила моль.
А потом случилось что-то странное. В дверь застучали. Громко и настойчиво.
– Мистер Коулд? – раздался мужской голос из-за двери. – Мистер Коулд, с вами все в порядке? Если вы дома откройте, пожалуйста.
Арес притаился в комнате, испытывая ужас от этих звуков. Потом они стихли, но на следующий день возобновились. К ним прибавились еще и другие голоса, и потом раздался жужжащий звук – это вынимали замок.
Конечно, маленький Арес не понимал того, что происходит и в его душе творилось такое смятение, что еще немного и ребенок сошел бы с ума. Дверь открылась, и на пороге замаячили фигуры, а Арес потерял сознание.
То, что увидели пришедшие, повергло их в не меньший ужас, и будь среди них женщины, возможно тоже бы кто-то упал в обморок. Посреди грязной захламленной комнаты стоял диван, на котором лежал разлагающийся труп. Запах в помещении был такой, что кто-то выбежал и его стошнило. Без сомнения на диване лежал бывший мистер Коулд, а в углу лежал маленький мальчик, с сильной стадией истощения, худой, как после концлагеря, грязный, как помойный кот, с волосами до плеч.
Когда он поступил в больницу, врачи констатировали крайнюю степень истощения. По документам мальчику было четыре года, но весил он меньше, чем в три. Он не говорил и, казалось, не понимал, что говорят ему. К тому же от яркого света и громких голосов он все время забивался под кровать или в шкаф. Очень сложный случай и работы предстояло много. Желудок ребенка не воспринимал никакую пищу, к тому же он был алкоголиком. Через полгода речь к нему вернулась, но психика претерпела сильные изменения. Когда его физическое состояние пришло в норму, его отправили в специальный приют, но там, среди множества таких же детей, Арес потерялся. Не понимал, как с ними общаться и все выливалось в агрессию. Привыкший жить в одиночестве он рьяно отстаивал свое жизненное пространство, не позволяя никому приближаться. Подобного отношения к вещам у него наоборот не было, и он брал, что хотел. Дети заливались слезами, когда он забирал у них любимую игрушку или конфету, и как бы взрослые не объясняли ему, что так делать нельзя, он не понимал почему. Психологи приюта провели с ним долгую и трудную работу, персонал тоже пытался научить мальчика всему тому, что он не умел: умываться, чистить зубы, убирать вещи на места, играть в разные игрушки. Общаться с детьми. Но персонала не хватало, а в приюте было много детей со своими трудностями, поэтому достаточного внимания проблемному и агрессивному Аресу уделить не могли. Он провел в специальном приюте полгода и его перевели в детский дом, где он стал претендентом на усыновление. Мальчика взяли в приемную многодетную семью, но справиться с ним там не смогли. Он вносил такой дисбаланс в устоявшиеся обычаи семьи, что каждый день доводил до слез приемную мать. Мягкая женщина была не в состоянии справиться с ним, а такое наказание как запереть одного и подумать над своим поведением, принятое в их семье, не возымело никакого действия на Ареса. Он мог часами сидеть в комнате, а потом делал что хотел.
Они вернули мальчика, и так начался путь Ареса по разным приемным семьям. Многие, услышав его жуткую историю, хотели помочь и брали трудного ребенка на воспитание. Но справиться с ним так никто и не смог, и его отдавали назад. Это еще больше злило Ареса, который стал ненавидеть все приемные семьи и всех детей, которые оставались там, в то время как его отдавали назад, как ненужную вещь. Глубокая неприязнь ко всему окружающему поселилась в душе Ареса, этот мир казался ему враждебным и злым, не готовым принять его.
Таким он и попал он в приют св. Патрика, куда попадали в основном дети отказники, которых брать не хотел никто из-за болезней, физических или психических отклонений.
И справиться с ним удалось только маленькой Мелиссе, которая единственная за три года мытарств мальчика сделала то, что никто не додумался: приласкала его и полюбила. Для него она стала чем-то таким же чуждым этому злому миру, как и он сам.
4. Малышка Мелисса
Когда весть о том, что Мелисса заговорила, облетела приют, все захотели с ней поговорить. Многие суеверные дети и персонал считали, что она отмечена богом, а так как характер у Мелиссы был ангельский, то считали, что она и есть маленький ангел посланный богом в приют св. Патрика. Мелисса не понимала этого вообще и на вопросы о том, почему она молчала, практически ничего вразумительного не могла сказать.
Психологам тут же захотелось ее тестировать, и они старались на славу, но никаких конкретных выводов сделать не могли. Развитие ее соответствовало возрасту и никаких отклонений специалисты не нашли. Проявлять интереса к занятиям девочка тоже не стала больше, и говорила она все равно очень мало. Но, тем не менее, все стремились к ней. Возле Мелиссы постоянно кто-то был, и Арес испытывал на всех этих людей сильнейшую злость. Он сам не мог открыто проявлять интереса к девочке, но стремился к ней всей душой. Он не понимал этой тяги, а анализировать, конечно, ребенок не мог, но воспоминание о том прикосновении накрепко засело у него в душе. Это воспоминание осталось с ним навсегда. Маленький Арес не старался вливаться в коллектив, не принимал участия в играх и сторонился других детей. Но вместе с тем, все время пытался оказаться где-то рядом с малышкой, пройти мимо, ловя ее взгляд и мечтая о прикосновении.
До сих пор никаких сильных чувств, кроме страха он не испытывал. Потом появилась злость, граничащая с ненавистью на всех людей, что пришли и забрали его от дяди. От привычного устоя его жизни и от пива. Он не мог понять, почему ему нельзя пиво, которое раньше он пил каждый день, он не понимал, что дядя умер и злился, злился, злился. У людей пытавшихся достучаться до Ареса опускались руки, а детей откровенно пугали его глаза – серые, холодные, очень глубокие. В них не было ни капли тепла, он не знал его и не ведал что это такое. Мальчик был очень крупным и в свои шесть выглядел старше чуть ли не на два года. И только Мелисса вызывала в нем что-то совершенно противоположное тому, что он испытывал до сих пор. Арес хотел разобраться, понять, но для этого ему нужно было быть рядом с ней, может взять ее за руку?
Арес никак не мог найти предлога и весь измучился, пока не разбил стакан и не порезал себе палец. Сделал он это умышленно, и его действия возымели успех. Мелисса мгновенно оказалась рядом и взяла его за руку. Кто-то из детей позвал воспитателя, а она утешала его. Получивший чего хотел Арес, стоял в недоумении, купаясь в новых ощущениях, которые волнами захлестывали его, не обращая внимания на кровь, капающую с пальца. Теперь не было ненависти, хотя чувство, захлестнувшее Ареса, было трудно идентифицировать в этот момент. Он так ничего и не понял, кроме того, что быть рядом с этой маленькой девочкой очень приятно и она ему нужна.