От варягов до Нобеля. Шведы на берегах Невы
Шрифт:
Однако же был писатель, оказавший глубокое влияние и на русскую читающую публику, и на живших в России шведов. Это Сельма Лагерлёф, которая после присуждения ей в 1909 г. Нобелевской премии по литературе стала весьма популярным гостем и лектором; зимой 1912 г. она с недельным визитом побывала в Петербурге и Москве.
В Петербурге она жила у Эммануила Нобеля, который во время торжественного вручения Нобелевской премии в 1909 г. пригласил писательницу погостить у него и его мачехи Эдлы. Это приглашение было повторено спустя два года. В новогоднем письме 1912 г. к своей подруге Софии Элькан Сельма Лагерлёф упоминает о том, что «в прошлом году Эммануэль пригласил меня пожить у них, и у меня нет причин для отказа». Однако она поедет, продолжает
Получив от Сельмы Лагерлёф письмо, в котором она сообщила, что принимает его приглашение, Эммануил Нобель с обратной почтой ответил: «Мне и моей мачехе доставит истинное удовольствие принять Вас своей гостьей в нашем старом петербургском доме, и заверяю Вас, что и Вы, и Ваша подруга здесь сердечно желанны». Он также напоминал писательнице, чтобы она не забыла взять с собой паспорт: «К сожалению, мы тут на святой Руси еще очень старомодны».
Письма госпожи Брендстрём и Эммануила Нобеля были адресованы в Финляндию, куда Сельма Лагерлёф была приглашена на торжества Шведского литературного общества, состоявшиеся 5 февраля 1912 г. То было первое посещение Сельмой Лагерлёф Финляндии; составленная программа ее визита могла, по выражению писательницы Элин Вегнер, «сломить сильного, как двенадцать мужчин, медведя». Помимо Гельсингфорса нобелевская лауреатка посетила также Або, Борго и Выборг. Поездка стала поистине триумфальной: люди набивались в лекционные залы так, что стены трещали, в школах отменили занятия, железнодорожные вокзалы были украшены зеленью, и поезду, на котором ехала писательница, порой приходилось останавливаться, чтобы народ мог выразить свой восторг национальному сокровищу Швеции.
Пробыв в Финляндии две недели, Сельма Лагерлёф в обществе своей спутницы Вальборг Уландер села 16 февраля в поезд на Петербург, где писательницу ожидало не менее грандиозное чествование.
Дам на Финляндском вокзале встретил Эммануил Нобель, и «с этого момента мы находились, — вспоминала позднее Сельма Лагерлёф, — под покровительством дома Нобелей». Таможенный досмотр, в России всегда сопряженный с нервотрепкой, прошел без осложнений, и все пребывание в стране было отмечено «радушием и предупредительностью». «Нет нужды говорить, что писательница была сердечно принята в гостеприимном доме госпожи Нобель, — сообщала газета „Свенска Дагбладет“,—там она была на шведской земле».
Письмо Эммануила Нобеля к Сельме Лагерлёф. Королевская библиотека (Стокгольм)
Сельма Лагерлёф и Вальборг Уландер жили в резиденции Нобелей на Сампсониевской набережной. Писательница рассказывает: «Несколько кварталов здесь были заняты заводами, торговыми помещениями, жилищами рабочих, больницами и школой „Братьев Нобель“, и достойным центром всего этого был роскошный жилой дом. Миновав большой холл на нижнем этаже, подлинной и красивой лестнице поднимаешься на роскошный этаж, где обнаруживаешь большой зимний сад. Слева от него рядом друг с другом расположены столовая и превосходный рабочий кабинет доктора Нобеля. Дальше — огромный зал, это самая большая комната, какую я когда-либо видела в частном доме… Нобели жили на широкую ногу— с прислугой, поваром и т. д. В комнатах много прекрасных произведений искусства». В распоряжение дам были предоставлены зал и две спальни с ванными комнатами.
Как и в Финляндии, нобелевская лауреатка была на ногах с утра до вечера. «Мы, — пишет она, — во всем следовали гётевской программе, трудясь на износ в течение дня и посвящая увеселениям вечера». Термометр показывал 20–25 градусов мороза, а посему автомобили семьи Нобелей оказались очень кстати. В первый день пребывания в Петербурге были в
Обед, как и ожидалось, был великолепен: устрицы, осетровая уха a I’imperiale («по-царски»), икра из Астрахани, фарш из окорока с котлетами из рябчика под камберлендским соусом, жаренный под крышкой перепел, цыпленок на вертеле… И пригласительный билет, и меню были написаны по-французски. Наряду с обедом у Нобелей был торжественный обед у шведского посланника Брендстрёма. Среди гостей выделялись министр статс-секретарь (и патрон шведской церкви) барон Август Лангхофф с баронессой и профессор астрономии Оскар Баклунд с супругой. Атмосфера обеда была, по отзыву корреспондента «Свенска Дагбладет», «наиприятнейшей».
Сельма Лагерлёф в Борго, она сидит в санях книгоиздателя Вернера Сёдерстрёма. Позади саней стоит сам издатель в меховой шапке. Согласно записи на оборотной стороне фотографии, госпожа Уландер «против своей воли» была усажена справа от писательницы «по просьбе фотографа». Снимок сделан 14 февраля 1912 г., за два дня до отъезда в Петербург. Королевская библиотека (Стокгольм)
После обеда Сельма Лагерлёф прочла семидесяти приглашенным гостям из шведского и финского приходов отрывки своих сочинений.
Кульминацией визита стал праздник «Шведского общества», состоявшийся на следующий вечер в зимнем саду гостиницы «Европейская». «Когда приехала Сельма Лагерлёф, было пасмурно и холодно, — сообщала „Свенска Дагбладет“, — но во время праздничного обеда в отеле „Европа“ она сумела исходившими от нее солнечными лучами согреть нас, около ста шведов и финнов. Со вкусом украшенные цветами и флагами родной Отчизны блистали великолепный зал и стол в форме подковы. Там присутствовала вся наша скандинавская колония — и господа, и дамы, а некоторая напряженность, всегда возникающая при ожидании, когда сосет под ложечкой, — исчезла словно снег под весенним солнцем, едва Сельма Лагерлёф переступила порог, сопровождаемая господином Эммануэлем Нобелем и шведским посланником генералом Брендстрёмом».
Председатель Общества Альбин Херлитц в своей приветственной речи подчеркнул, что творчество доктора Лагерлёф принесло ей известность далеко за пределами родной страны: в соотечественниках, живущих вне Швеции, ее слово «призывает не забывать Отечество, в котором стояли их колыбели, и о долге благодарности к нему». Писательница поблагодарила несколькими «простыми, волнующими словами» и подчеркнула, что «для нее всегда радостно видеть, какая истинная любовь к Отчизне живет в душах всех шведов, пребывающих за ее рубежами».
После того как прозвучали речи «от имени русской молодежи» и «от имени немецкого народа», вице-председатель Общества Георг Удён «с чувством продекламировал оду в честь гостьи» и был подан кофе, стало «вдруг тихо, словно нас покорила тайная волшебная сила»: Сельма Лагерлёф вынула «Сагу о Ёсте Берлинге» и начала читать. Если отзывы шведской прессы были возвышенными, то тон немецкоязычной газеты «St. Petersburger Zeitung» благоговейным: «Сельма Лагерлёф шведка — всецело и только шведка, но это настолько необъятная и неповторимая личность, что кажется, будто она вобрала в себя и облагородила все человечество».
В программу визита входило также посещение школы шведской церкви, где писательницу радушно поприветствовал пастор Каянус, после чего «чистые детские голоса» спели национальный гимн. Одна девочка «в трогательных выражениях» поблагодарила гостью за все «прекрасное, что д-р Лагерлёф подарила миру детей», и особенно за «Удивительное путешествие Нильса Хольгерсона». В ответ Сельма Лагерлёф произнесла «чарующие душу слова», выразив свою радость от того, что в Петербурге окружена шведскими детьми и звуками их шведской речи.