От великого Конде до Короля-солнце
Шрифт:
Именно тогда король внезапно влюбился в свою ровесницу Олимпию — вторую из сестер Манчини.
Двор узнал об этой идиллии на Рождество 1654 года. Демонстрируя свои чувства без всякого стеснения, Людовик XIV сделал Олимпию королевой всех праздничных торжеств последней недели года. Мадам де Мотвиль сообщает нам, «что он не расставался с ней ни на секунду, постоянно приглашал танцевать и отличал так, что казалось, будто балы, пиры и гулянья устраивались только ради нее» [25] .
25
Мадам
Естественно, придворные посмеивались при виде этих преувеличенных знаков внимания, а по Парижу вскоре распространился слух, что Олимпия станет королевой Франции.
Регентша не на шутку рассердилась. Она готова была закрыть глаза на чрезмерную привязанность сына к племяннице Мазарини, но ее оскорбляла сама мысль, что эта дружба, по характерному выражению мадам де Мотвиль, «может быть узаконена».
И юной Олимпии, которая обрела слишком большую власть над королем в надежде завоевать трон, было приказано удалиться из Парижа.
Мазарини быстро нашел ей мужа, и вскоре она стала графиней де Суассон…
Столь скоропостижное завершение идиллии, забавлявшей придворных, ошеломило всех. Впрочем, вопреки ожиданиям Людовика XIV не слишком опечалил внезапный отъезд Олимпии. Через несколько дней он возобновил свои ночные похождения, овладевая фрейлинами с прежними методичностью и усердием.
Однако у этих девиц были свои маленькие тайны, и пытливого исследователя подстерегали неприятные неожиданности. Поэтому придворному врачу Валло в скором времени пришлось внести в «Дневник самочувствия Людовика XIV» следующие строки:
«В начале мая месяца 1655 года, незадолго до отъезда в действующую армию, мне сообщили, что рубашки короля испачканы. Следовало выяснить, не болезнь ли тому причиной. Лица, известившие меня об этом, не могли ничего сказать о характере и природе хвори, поразившей короля, но полагали, что речь идет об отравлении или же о болезни венерической. Внимательнейшим образом изучив все признаки, я пришел к другому выводу».
Славный Валло ошибался. Король действительно подхватил одну из тех скверных болезней, что являют собой оборотную сторону любовных утех. Налицо были все симптомы. Но врач, не желая их видеть, возлагал всю вину на увлечение короля верховой ездой:
— Вы слишком часто ездите на лошади, — говорил он. — и не щадите должным образом те органы, кои несут ответственность за деторождение. Вам нужно беречь себя. Откажитесь на время от вольтижировки…
Король улыбнулся при мысли о весьма специфической верховой езде, ставшей причиной его болезни, но ничего не ответил. Валло прописал ему безобидные лекарства. Время шло, и примерно через месяц состояние больного ухудшилось. Смирившись, Валло признал очевидность факта.
Чрезвычайно встревожившись, он приказал ставить королю клизму, что, надо признать, было довольно странным способом одолеть венерическую болезнь…
Правда, впоследствии лечение стало более целенаправленным. Мы читаем в «Дневнике» Валло: «Его величеству был подан обычный отвар из оленьих рогов и слоновой кости, в котором я растворил два зернышка марсовой соли». Затем нижнюю часть живота больного промыли раствором муравьиной кислоты. Увы! Ничего не помогло; во все время фландрской кампании король сильно страдал от венерической болезни и не мог уделять должного внимания военным действиям, хотя Валло и давал ему ежедневно настой из синеголовника.
После семимесячного лечения — порой совершенно невообразимого — Людовик XIV наконец почувствовал себя здоровым. «Поврежденные места» пришли в порядок, и он с новыми силами устремился к прежним развлечениям с фрейлинами королевы…
В 1657 году он впервые удосужился взглянуть в лицо одной из фрейлин, знакомых ему лишь по тому органу, который моралисты считают хранилищем чести, и немедленно в нее влюбился. Звали счастливицу мадемуазель де ла Мот д'Аржанкур.
Мазарини с досадой отнесся к появлению новой фаворитки, избранной вне тесного семейного круга, и тут же сообщил королю, что малышка ла Мот была любовницей герцога де Ришелье; как-то вечером их застали врасплох, когда «они занимались любовью на табурете».
Эти подробности не понравились Людовику XIV. Он порвал все отношения со своей красавицей и, чтобы развеяться, отправился изображать из себя полководца в северную армию — правда, прихватив на всякий случай маршала Тюренна…
Пока король с похвальной предусмотрительностью играл в военные игры, в Кузьере, что находится возле Тура, происходили весьма странные события.
— Именно здесь поселилась после смерти мужа прекрасная и пылкая мадам де Монбазон, бывшая соперница мадам де Лонгвиль. Она выбрала это место, чтобы жить поближе к любовнику — молодому и красивому канонику, архидиакону Тура по имени Арман-Жан ле Бутийе де Ранее.
Связь эта, наделавшая в свое время немало шума, была известна всем. Обитатели Тура распевали насмешливые куплеты, где доставалось обоим любовникам, а маршал д'Окенкур, который давно ухаживал за герцогиней, впоследствии написал об этом так: «Прекраснейшая женщина в мире попросту водила меня за нос… Вокруг нее постоянно увивался некий аббат де Ранее: на людях он говорил с ней о небесной благодати, с нею наедине вел совсем иные беседы»…
В апреле 1657 года мадам де Монбазон заболела «крапивницей» (нечто вроде злокачественной кори) и скончалась. Немедленно были вызваны плотники, чтобы снять мерку для гроба. Трудно сказать, что произошло: то ли они недосмотрели, то ли перебрали крепкого местного вина, но вечером, когда им надо было укладывать покойницу, гроб оказался короток.
Кому другому, может быть, и пришла бы в голову мысль переделать негодную работу. Однако турские плотники не привыкли зря расходовать материал. Недоуменно переглянувшись и почесав в затылках, они поплевали на ладони, вооружились тесаками и отрубили голову мадам де Монбазон. Безголовое тело легко поместилось в гроб. Будучи людьми аккуратными, славные туренцы уложили голову на кресло и удалились.
Два часа спустя в Кузьер примчался Ранее, которого только что известили о болезни любовницы. Представшее перед ним зрелище настолько потрясло его, что он, если верить легенде, совершил поразительный поступок: схватив голову той, которую так любил, завернул ее в скатерть и унес собой.