От войны до войны
Шрифт:
Его Высокопреосвященство встал в немыслимую рань, выпил две чашечки шадди, выслушал доклад о ночных происшествиях, набросил на черное кардинальское одеяние плащ, подбитый мехом темной лисицы, и приказал подать карету. Вообще-то Сильвестр не терпел утренних прогулок, тем более в начале зимы, но любителям подслушивать нельзя было оставить ни малейшей лазейки. Кардинал полагал предчувствия и ощущения не вполне сформировавшимися мыслями и никогда от них не отмахивался. На сей раз ему казалось предельно важным как можно скорее переговорить с Рокэ Алвой.
Для
Старый парк встретил вороньим граем, и кардинал улыбнулся мысли, что Алва и Люди Чести разнятся не меньше, чем гальтарские вороны и серые городские вороны. Среди любителей Раканов подлинных аристократов вообще раз, два да и обчелся, зато всякой швали, лезущей в благородные потомки, пруд пруди. Один Хогберд чего стоит, да и Штанцлер немногим лучше: ни один, ни другой даже на «навозников» не тянут, но это их сторонников не заботит. Леворукий бы побрал деда Фердинанда, разрешившего наследнику брак по любви! Карл Второй был сильным королем, но сын у него вырос тряпка тряпкой. Только и сумел что жениться. Карл оставил государство в полном порядке, но через пять лет от этого порядка остались только обглоданные косточки. Дриксенская Алиса нагадила Талигу больше всех ее родичей, вместе взятых…
– Ваше Высокопреосвященство, Первый маршал уже прибыл и ждет у Королевского источника.
– Хорошо.
Кардинал отпустил помощников и ступил на покрытую инеем дорожку, ведущую к источнику. Когда-то это был обычный родник, но Франциску Оллару захотелось превратить его в нечто величественное. Мастера из Ардоры заставили воду изливаться из оскаленной каменной морды, над которой выбили барельеф с неизменным Победителем Дракона. За триста с лишним лет мраморное чудище изрядно позеленело, но вода из пасти исправно стекала в глубокий водоем, на дне которого скопилось немало таллов и суанов, пожертвованных «на счастье» теми, кому довелось побывать в знаменитом парке. Монеты никто не доставал – это считалось святотатством и сулило неисчислимые бедствия.
Рокэ Его Высокопреосвященство заметил издали – кэналлиец сидел на кромке бассейна, рассеянно глядя в воду. Сильвестр не имел ни малейшего желания карабкаться вверх по узкой каменной лестнице и предпочел Ворона окликнуть. Тот оглянулся с видом только что разбуженного человека, поднялся и легко сбежал вниз.
– Доброе утро, Ваше Высокопреосвященство.
– Вы выглядели весьма живописно. Будь я художником, я бы с вас аллегорию Одиночества писал. Задумавшийся человек в черном среди облетевшего бересклета, льющаяся вода, равнодушное небо…
– Простите, Ваше Высокопреосвященство…
– Это вы простите, видимо, на меня действует обстановка. Я редко гуляю по утрам. Вас нужно поздравить
– С ней все в порядке, – если Рокэ и удивился осведомленности собеседника, то виду не показал. – Ваше Высокопреосвященство, вам никогда не приходило в голову убить моего оруженосца?
– Вы весьма странно ставите вопрос. Допустим, я скажу, что был бы рад видеть последнего настоящего Окделла мертвым.
– Я вам поверю, – сапфировые глаза были безмятежнее летних небес, – но я хочу знать, пытались ли вы доставить себе такую радость.
– Представьте себе, нет, по крайней мере, пока. Я ответил на ваш вопрос? Разрешите полюбопытствовать, какое это имеет отношение к вчерашнему происшествию?
– Самое непосредственное. Или убийца не умеет стрелять, что вряд ли, или он целил в Ричарда Окделла.
Вот так новость! Окделлы и Эпинэ Талигу в тягость, и давно, но вряд ли на сына Эгмонта охотятся, чтоб облегчить жизнь кардиналу. Такие подарки делают себе сами, ненужные доброжелатели нам не нужны. А Ворон тоже хорош, мог бы и понять, что стрелять в оруженосца, когда рядом маршал, он не позволит, мало ли что… Мушкет вещь своевольная.
– До сего момента, Рокэ, я полагал, что единственная тварь, к которой вы привязаны, это ваша безумная лошадь, а вы ею жертвовали, спасая мальчишку. Мне остается развести руками и предположить, что сердце Ворона преисполнилось благодати.
– Чушь. Если вы мне докажете, что мертвый Окделл лучше живого, можете делать с ним что хотите, но мне не нравится, когда моими оруженосцами распоряжается кто-то, кроме меня.
Справедливо. Ворон горд, как Леворукий, и не терпит, когда лезут в его дела, но мы привыкаем к своим игрушкам, нравится нам это или нет.
– Хорошо, что юный Ричард вас не слышит. Кажется, вы его неплохо приручили.
– Его чувств ко мне хватит на пару дней, ну, может быть, на неделю. Потом ему напомнят, что я враг Людей Чести и убийца его отца. И это, к слову сказать, истинная правда.
– Рад слышать. Признаться, ваша возня с сыном Эгмонта несколько озадачивает. Наши привязанности суть наши уязвимые места. Так вы говорите, молодому Окделлу угрожает опасность?
– Если смерть можно считать опасностью, – Рокэ проводил взглядом белощекую синицу. – Было бы не лишним узнать, кто и зачем охотится на Ричарда. Сначала я думал, что это вы, но вы бы, во-первых, действовали иначе, во-вторых, добились бы своего. Затем я решил, что кому-то захотелось украсить нас с вами убийством невинного отрока, но в последнее время склоняюсь к мысли, что дело в самом Ричарде.
– В последнее время? – кардинал внимательно посмотрел на собеседника. – Вы хотите сказать, что вчерашнее покушение не первое?
– За четыре я могу поручиться, еще два под вопросом. Даже обидно – юноше всего семнадцать, а за меня убийцы взялись всерьез, когда мне исполнилось двадцать четыре!
– До этого они были заняты вашим отцом. Вдовствующая королева мечтала съесть сердце соберано Алваро.
– Конечно, это в какой-то мере их извиняет, но я все равно возмущен.
– У меня к вам серьезный разговор, так что давайте побыстрее покончим с покушениями. Так вы не знаете, кто убийца?