Отбор против любви
Шрифт:
Дер-Каред не ответил. Он просто закрыл глаза. Прозрачное тело стало исчезать, а дыра в его груди расти, превращаясь в портал, который мигом затянул двух растерянных полукровок и буквально силой потянул к себе Гидена. На Гарпия это мистическое притяжение не действовало. Ничего уже не понимая, он схватил Гидена за руку и дернул на себя. Тот не должен был исчезать. Так было правильно.
Возникший портал тут же захлопнулся, а огни в коридоре и звенящая тишина говорили о том, что никто уже ничего не понимал, но треклятая дверь была уничтожена, а значит помощь уже пришла. Только что с ней делать, Гарпий не знал, растерянно глядя на целую кожу на боку. Там действительно не осталось и следа, а жжение быстро проходило, но Гарпий знал, что это явный обман: Дер-Каред что-то сделал, не сказав, что именно.
Глава 27 — Правда Жизни
Валент посмотрел на испуганную Альберу, натянул чуть ниже капюшон, словно он мог спасти его от себя самого, а не только от правдивого взгляда племянницы. Свою мантию Валент давно использовал как щит от дара магов Жизни. Они должны видеть людей насквозь, все знать об их чувствах, но их тоже можно обмануть, особенно, если ты и сам можешь видеть. Он сделал жест рукой, и цепи внезапно впились в руки девушки, оставляя глубокие порезы. Алая кровь капала на алтарь и, превращаясь в маленькие кристаллы, россыпью неправильных рубинов падала на пол.
Альбера сглотнула, но не сказала ни слова, ожидая, что с ней заговорят, а что разговор будет, она даже не сомневалась.
– Я думаю, ты не будешь против, если мы оставим твою кровь потомкам, - сказал Валент, наблюдая за красными кристаллами. — Я долго думал, как сохранить ее силу, чтобы у людей остался шанс спасти хоть кого-то.
– Но зачем? — спросила Альбера. — Зачем все это? Дядя, открой глаза и скажи мне все, как есть. Я должна знать!
Валент рассмеялся, но действительно сбросил капюшон, взглянул на нее коротко, а затем, обойдя, сел на край алтаря с другой стороны, чтобы вместо племянницы видеть равнодушную каменную стену.
– Ты знала, что я родился с проблеском дара? — спросил он тихо, понимая, что ему действительно нужна исповедь, первая и последняя в его жизни.
– Я слышала что-то подобное, но так и не поняла, что это значит, - призналась Альбера.
Ей почему-то было не страшно и даже не больно. Падающие кристаллы, становились все светлее, будто крови в них было все меньше и меньше, но Валент этого не замечал, а значит, как и она, не понимал, что сама Жизнь не равнодушна к происходящему.
– Ты все знаешь о людях, правда? Ты ведь уже поняла, что можешь прикасаться к душам людей и тогда им уже не обмануть тебя…
– Да, - едва слышно ответила Альбера.
Этот разговор не терпел ничего, кроме шепота. Они оба это знали и продолжали шептать, словно это действительно была исповедь перед самой Жизнью.
– Я умел это делать с самого рождения, - признался Валент. — Я слышал других, я видел души, вот только Жизнь не дала мне права быть ее рукой, только ее взглядом. Сначала я даже обижался, а потом понял, что мне просто суждено стать ее мечом. Если бы я был таким сильным, как хотел отец, я стал бы таким же, как он, и никогда не понял, что должен сделать сегодня.
– Я не понимаю, - призналась Альбера.
Валент вздохнул и поднял глаза к потолку, где на камнях плясали тени.
– Мой отец превратил силу Жизни в страшную стихию и теперь никому не сбежать от него, даже тебе. Он хочет, чтобы ты родила наследника, которого он превратит в свое продолжение.
Альбера сглотнула, боясь понимать его слова, а Валент продолжал:
– Наш король так и не понял, что именно заставило его глупо и необоснованно запретить Адерелу Эндер-Ви даже приближаться к столице. Наш правитель тоже умеет чувствовать Жизнь, просто этого не понимает.
– Что такого сделал дедушка? — спросила Альбера, молясь, чтобы ее мысли были ошибочными.
– Он принес в этот мир Смерть, - тихо ответил Валент и умолк, понимая, что ему самому нужна минута тишины, во имя всех тех, кто умер на его глазах по воле магии Жизни.
Альбера осторожно двинула рукой. Цепи начали трескаться, а раны ее заживать, словно их никогда и не было, а Альбера знала, почему все так происходит, словно сам мир шептал ей на ухо о том, что она должна сделать. Кристаллы на пол уже не падали, но Валент этого не замечал. Он снова смотрел в стену, хмурился и продолжал:
– Когда я был маленьким, он считал меня наследником. Он говорил мне о том, что он может, рассказывал о собственной власти и упивался ею, даже смеялся, видя, как корчатся от боли другие. Неугодные ему люди заболевали, а я видел, как его невидимые руки впивались в их душу, сжимали ее и заставляли трескаться от такого напора. Он даже на мне это использовал, когда хотел напугать, только я понимал, что больно от этого не мне и даже не я хочу рыдать — сама Жизнь в ужасе от такой правды. Иногда мне кажется, что она смотрела на меня и пыталась понять, что же со мной делать, а потом решила отступить, остаться шепотом в моем сознании, оставить мне свои глаза, но позволить силе моей матери набрать особую мощь. Уверен, без ее помощи я не стал бы тем, кто я есть, и не смог бы зайти так далеко.
– Думаешь, она будет рада такому исходу? — тихо спросила Альбера, осторожно освобождая руки от рассыпающихся цепей.
– Не будет, но добром и благородством Смерть не остановишь. Вот ты, невинная душа, наивная девочка, просто родившаяся в этой проклятой семье, но что ты можешь? Что ты можешь противопоставить ему?
Альбера не ответила, только сложила послушно руки на своих коленях. Ее разум рисовал ей картины, в которых любой ее шаг превратился бы в глупое «фе», как только она посмеет восстать против деда.
– Когда ты умрешь, меня арестуют, - продолжал Валент. — Король непременно решит разобраться и узнает все, да и я скажу немало. Мой слуга, наивная душа, надеется меня остановить, верит, что смог обмануть, а я ему просто позволил привести сюда всех твоих ребят, а главное, самого министра Солсареса. Тут уже Адерелу не увернуться от правосудия.
– Но зачем меня убивать? — спросила Альбера тихо. — Теперь все узнают правду. Мы можем просто дождаться финала.
– Не можем, - шепотом ответил Валент. — Когда уберут Адерела, на его место встанет Эдерью. Он никогда не станет таким же сильным, как отец, но он непременно превратит тебя в свою игрушку. Он тщеславен, а ты мягкая, как глина, ты ему поддашься. Разве это не так?