Отчаянная осень
Шрифт:
Это был микроинсульт.
Марта ушла тогда из аттракциона, но продолжала ездить с цирком. Ревмокардит Саша лечил подряд в трех городах: замечательно помогло. Но сейчас, стоя у Шуркиной двери, Саша почувствовал, какое у него сердце: большое, бесформенное, фиолетовог цвета, оно норовит уйти с отведенного ему места, требуя самостоятельности вплоть до отделения. И стучит оно в такт Шуркиному молотку. Как будто сердце загоняют в выщербленную бетонную стену вместо деревянной пробки для большого длинного шурупа.
Сердце великолепно входит в стену. Как будто там ему и место.
17
Чтоб
Мама любит рассказывать, как он болел. Какая-то навязчивая тема. Как головку не держал… Как на ножки не становился… Какой он весь истыканный шприцами, какой отсосанный банками… Мама рассказывает и смеется, теперь особенно часто смеется… А ведь ему надо было умереть… Неужели она не могла понять, что если так у него все было плохо, то надо было его бросить, бросить, а не тащить в жизнь, где ему скажут: «Чтоб-ты-сдох!» Потому что сейчас он понимает: у него все равно нет другого выхода, жизнь в нем кончилась. Это истыканное, нафаршированное антибиотиками и сульфамидами тело идет сейчас по улице, его даже сложно будет убить, такое оно сейчас вылеченное, но ведь зачем оно ему?
А Марина перешивала себе платья. В старом мамином узле оказалось много стоящих тряпок. Бархатный костюмчик, вытертый на локтях и сзади. Долой длинные рукава! Поворачиваем юбку на девяносто градусов, убираем потертость в швы! А сколько у мамы оказалось кружев! Обшить ими черное платье, как в последнем журнале мод, и шагай на коктейль, если позовут. Хуже было с обувью. У мамы была маленькая нога. Но Марина обежала все дешевые распродажи, нашла черные туфли на хорошем каблучке на все случаи жизни. И сейчас она строчила и пела эту модную песню про рыбку и три желанья:
Три желанья, три желанья…Нету рыбки золотой…Услышала, как пришел Мишка.
– Сейчас будем обедать! – закричала ему.
Перекусив нитку, она пошла на кухню разогревать суп и котлеты. Сын сидел в прихожей на деревянной табуретке, опустив длинные руки почти к самому полу.
– Ты чего? – удивилась она.
– У нас нет водки? – спросил он.
Она умела все. Делать уколы подкожно, внутримышечно и даже внутривенно. Она знала, как массировать сыну ступни, чтоб у него прошла головная боль. Она наизусть помнила, какое из тысячи лекарств давать до, а какое после еды. Она знала целебные свойства уксуса, корок от граната, ореховых перегородок, это уже не говоря про разные мумие и элеутерококки. Все знала, все умела, все помнила. Она захватывала пипеткой точное количество капель – можно было не перепроверять. Она на глазок определяла вес учебников, потому что ему нельзя было носить тяжести. Она научилась разрезать их на части и переплетать, чтобы он не надорвался.
Водка всегда была у нее в доме. Потому что она верила в силу водочных компрессов.
– Что с тобой? – закричала она и кинулась сыну почти в ноги, хватая за несчастно повисшие длинные руки.
– Почему я не сдох? – спросил он ее. – Почему я не сдох?
Марина шла к бывшему мужу. Шла по старинке, без предварительной договоренности, без предупреждающего звонка. Она даже не знала, есть у него телефон или нет. Надо было – и шла. Почему-то не имело значения существование его жены и рыжих здоровых мальчишек. Как будто часть времени провалилась в щель, и лицом к лицу остались день сегодняшний и тот самый, когда он бросал в чемодан свои рубашки и кричал:
– Я же тебе не нужен! Не нужен! Ты и сейчас не видишь, что я делаю! Я ухожу, понимаешь, ухожу!
– Уходи! – сказала тогда она, держа уснувшего больного Мишку на руках. – Только уходи тихо, он уснул.
– Я все понимаю, – уже тихо говорил он, – все! Больной ребенок – это больной ребенок. Мне его тоже жалко, он все-таки и мой сын. Но пойми же! Кроме больной жизни, есть жизнь здоровая, нормальная… Ты понимаешь это?
– А тебе не стыдно быть здоровым, когда он болен? – спросила она.
Он так хлопнул кулаками по коленям, что у него упали с руки часы и громко брякнулись об пол.
– Ш-ш-ш! – зашипела она, а он стал шарить рукой по полу…
…У Мишки такие же длинные, как у него, руки… Такие же… И кулаки такие же… головастые. Они так похожи теперь, отец и сын, и во всем времени осталась только эта их похожесть, давшая ей право идти сейчас к бывшему мужу без звонка, по старинке.
…Его рыжие дети возились в коридоре с велосипедом. Пришлось перешагивать через спицы, через снятый руль. Колес было три… И почему-то сразу сообразилось – тандем. Краснощекие дети бывшего мужа ездят в паре, в затылок друг другу.
Вошла женщина в туго застегнутом халате. Она прошла мимо Марины, потрогала рукой подоконник, как будто у нее возникло сомнение, на месте ли он, не упал ли ненароком за окошко, мало ли что случается с этими современными подоконниками.
– Ну что? – спросил бывший муж. – Что случилось?
Тогда, когда он уходил, он сказал – по первому зову. Всегда. В любой ситуации… Она должна помнить… Деньги – это мура… Это безусловно… Он про другое. Про зов. Получилось, что не было ситуации. Получилось, что ей от него нужны были только деньги. Никогда никакого зова. Один раз встретились, и он тогда похвастался здоровьем своих огненных мальчишек. Мишка же, умница, лишних вопросов не задавал. Знал: папа с мамой разошлись по-хорошему. Мало ли такого в жизни? Не приставал: «Хочу увидеть отца» – прочее. Сама сказала: «Посмотри, пожалуйства, это твой отец. На фотографии. Нравится?..» «Ничего…» «Узнаешь на улице?» «Ты же знаешь мои глаза». Вот-вот, плохое зрение в этом случае вроде бы даже было благом…
– Ну, что случилось?
Как же он ее торопил. А ей, наоборот, хотелось сидеть и вспоминать – тоже нашла время! – но раз в жизни человек имеет право затормозиться даже в неположенном месте?
Женщина в тугом халате потрогала стену. Может, она ждала землетрясения и сейчас проверяла, выдержит ли стена? Потрогала и вышла.
Рассказ у Марины получился глупым. Мишка влюбился. Девочка сказала ему, чтоб он сдох. Он пришел и попросил водки. И все.
– И все? – спросил бывший муж. – Нет, все?
– Ты бы видел, – стала оправдываться Марина. – Понимаешь, тут ему нужен мужской совет… Я не знаю, как это бывает у вас… Но не давать же пить!
– Можно и дать, – вяло как-то сказал бывший муж. – Мужик ведь… Номера!.. С больным знаешь, как, со здоровым – нет.
Он смотрел на нее ненавидяще, а она не могла понять, почему. Она застряла на этой своей мысли, что имеет право на один его отцовский совет в жизни.
– Нет, серьезно! – продолжал он. – Что ты от меня хочешь? Ну, попал бы он в милицию, что ли?.. Ну, побил бы кого… Украл… Ну, напился… А то ведь пришел, как паинька, спросил вежливо: «Водка есть?» «Есть, – сказала бы умная мать, – садись, дам». Выпил бы и уснул. После поговорили бы.