Отче Наш
Шрифт:
С утреца Фикса был при делах. Полазив с поисковиками в поисках пропавшей пискли, ничего путного для себя не присмотрев, Фикса направился к дому Художника, в надежде поживиться. Дом стоял на отшибе, где его возвел прежний хозяин, такой же перекати-поле как и нынешний. Дверь, как и положено такому хозяину, была отворена - заходите, людцы добрые, берите что пожелаете. Фикса бочком прошел в сени, а из холодных сеней, в которых из нова не было потолка, прошел в трехстенок. Русская печь занимала половину площади помещения: и кухни, и детской, с письменным столом и кроваткой, и чулана, и полатей. Обиходные вещи ценности не представляли. Дверь в горницу естественно была открыта, куда и пошел, напряженно вслушиваясь в звуки окружающей среды, любознательный шкет. Часть русской печи плавно
На картине было поле выколосившейся пшеницы, а по полю шел обнаженный человек с топором, и на теле его иссиня чернели наколки, наколки, наколки, и шею оттягивал массивный золотой крест с телефонным циферблатом. Прямо посреди поля обнаженная жена в татуировках готовила шашлык, а в портативном холодильнике отпотевало пиво и снедь, а дети, сидя на стульчиках, созерцали в планшетах вампиров и монстров. Высыпающиеся зерна пшеницы и просыпавшиеся из жаровни угли составляли угадываемую надпись: детство Каина.
Рисовать Веню никто не учил. А в школе ему уже было не до рисования. Но иногда приходили дни, когда подросток брал в руки карандаш, прятался от всех и рисовал, рисовал, рисовал, полностью погружаясь в иной, сладко стремный мир вдохновения до изнывающего щемления в паху. Но эти дни были редки, и чувствовал он себя после таких дней как в тапочках на морозе. Один раз он показал Художнику свои наброски, когда оба были пьяны. Художник был пьян от мучившей его памяти, а Вениамин от первой любви, такой великой и непрочной. Сошлись за бутылкой портвейна на двоих. Потом Венечка сбегал домой, притащил листы. Художник посмотрел, посмотрел и взял в долг еще одну бутылку. Целовал и гладил Венечку по голове и уснул на травке. Картины Веня оставил Художнику, в надежде, что тот покажет их где-нибудь своим. Но картины чудным образом пропали. А художник смутно помнил об их разговоре. С тех пор они и не разговаривали.
В боковое зрение подростка угодила информация движения. Повернувшись, Фикса заметил в огромном окне человечка, быстро бегущего через кладбище в сторону заброшенных очистных сооружений. Фикса уже бежал в том же направлении.
21
Сына привезли. Охрану удвоили. Мамки, няньки, дядьки, кухарки пришли в боевую готовность. Барчук посетил родителя. В сандалиях на босу ногу, в разноцветной байке, шортах, подпоясанных отцовским солдатским ремнем, с приколотой маршальской кокардой у пряжки.
Кроха сын к отцу пришел, и спросила кроха:
– А скажи мне, батя, почему тебя снова надо выбирать?- и, забыв тут же о вопросе и не дожидаясь ответа, отрок достал любимых динозавров китайского производства, уселся с ними на полу, стал играть. Но батя не забыл вопроса, он ничего никогда не забывал из того, что касалось его персоналии. И чтобы не впадать в искушение подступивших мыслей и образов, чтобы прогнать подступившую тошноту при виде личинок майских жуков, грузный человек, мучимый запором, сполз с дивана и присоединился к сыну. Взяв в руки гуттаперчево калёную фигурку тираннозавра, стал объяснять сыну ответ на вопрос.
– И тебе придется научиться этой игре. Выбирать в принципе динозавра не надо - он уже динозавр. Но всякие там белочки, олени, волки, зайчики, паучки и светлячки, коровки, куры, коты и собачки, голуби, ласточки, деревья и травы: все имеют право управлять державой. Как сказал наш вождь и учитель: каждая кухарка может управлять государством. Мы, динозавры, пытались искоренить эту естественную потребность у кухарки, но законы природы пока сильнее нас.
Раньше цари
Выборы для того и существуют, чтобы создать иллюзию равенства: каждая белочка может выбрать себе динозавра по симпатии.
– А если белочка хочет выбрать другую белочку или зайчика?
– Это исключено. Во-первых: управлять могут только хищники, во-вторых: к управлению допускаются только те, у кого мягкий хребет, одним словом безпозвоночные.
– Но у диназавров есть позвоночник. Я сам видел.
– Есть, но очень подвижный. Вот тебе моя сказка.
Жил был татарин и был у него конь. Хороший конь, рабочий конь. И кормил конь татарина и татарин не обижал шибко коня, но и не сильно жаловал. И вот они так и жили и друг друга терпели. А поселился рядом с татарином цыган. И глаз у цыгана был один простой, а другой рябой. И когда цыган простым глазом смотрит - то и человек как бы. А когда рябым - то как бог. И давай цыган при встрече с конем знаки внимания коню оказывать. То сивкой его обзовет, то буркой, а то и сивкой-буркой. И так ласково всегда смотрит в оба глаза, да и по холке иногда треплет. Пугался вначале конь. А потом привык и стало это коню нравиться. К слову сказать, неурожайные годы пошли. Татарин на коня орет, матом кроет, заставляет работать и кормит впроголодь. А цыган через забор коню ласковые слова шепчет, да глазом рябым посулы райские обещает, приманивает, значит. И вот одного разу, когда татарин из сил выбился, пока поле вспахал, засеял, забороновал, а засуха все съела, обиделся конь и пошел к другим коням на совещание. А у тех под татарами жизнь то не сладкая. А тут цыган идет. Увидел его наш конь и к нему: скажи нам, цыган, что делать? А цыган хитрый глаз в землю потупил, а другим простым глазом давай коней сманивать обещаниями и питательными посулами. И поверили и пошли кони до цыгана. А цыган тот рябым глазом и заворожил коней, чтоб только его слушались. Вот так сын мой и ты с татарами поступай.
– А что кони?
– Я же говорю, цыган он, ему кони не нужны, за ними ведь уход нужен. Татары тетерь у цыгана за своих коней повинность отбывают. Ведь кони цыгана теперь слушаются. Смекаешь?
– А кони что? зачем цыгану кони?
– Да чтоб продавать. А больше на что цыгану кони.
Говорящий эту мудреную науку, которую могла понять даже кухарка, окружил гуттаперчевыми зверюшками калёного тираннозавра. А мелюзга всё приставал.
– А народ что?
– А что народ7
– Ну, он динозавров выбирает?
– Выбирает.
– Так выходит народ сильнее нас, динозавров?- подытожил малой.
Но ответить на этот риторический вопрос помешал знойный вопль одной из мамок:
– Змея! Змея!..
Переполох улегся, когда никакой змеи ни охрана усадьбы, ни охрана оцепления не обнаружили. Все еще пребывали под впечатлениями поисков и, собравшись внушительной кучкой, подтрунивали над мамкой, клятвенно божившейся, что видела воочию аспидку, когда отрок пошел прогуляться вокруг усадьбы.
Змея ждала за углом. Немой миг и змея выстрелила. Мальчик бросился бежать. Змея повисла на поясе и больно хлестала хвостом по голым коленкам...
– Стой тихо, не реви.
– Фикса уже держал нож в одной руке, в другой он сжимал голову змеи, зацепившуюся за маршальскую кокарду. Чик - и туловище спиралью закрутилось по порыжевшей густой траве, разбрасывая кровавые сгустки. Фикса бережно ножом освободил пряжку от зубов рептилии, бережно заценил голову с выпученными глазами и острым передним клыком, и сунул сие сокровище в портмоне, висящее на поясе, где и умещались все мальчишеские ценности. Вытерев о траву нож и вдавив с усилием лезвие в рукоятку, подросток отправил выкидуху вслед за змеиной головой и застегнул сумку.