Отче Наш
Шрифт:
И вышел к вассалам дядька, дрессированно улыбаясь, да почесался в паху, да разрешил всем проследовать на праздник по желанию. И пошли вассалы веселой толпой к реке, где уже разгорались костры. А по трассе впервые за много, много лет, среди обыденного потока машин, пятничного потока машин, на допустимой ограничительными знаками скорости, ехал бронированный автомобиль без сопровождения, и отец с сыном наслаждались прохладой, текущей в открытые окна автомобиля.
29
Когда в яму свалился Венечка, Журба стояла у стены склепа и молилась. Богини просчитались. Им казалось, что в этом десятилетнем теле находится неопытная душа, которую преспокойненько можно использовать в своей
Когда появился Озирис в образе Фараоновой собаки, Журба спокойно взяла из руки парня пистолет, спокойно опустила флажок предохранителя, напрягшись, передернула затвор, улеглась удобно на пол, подняла полусогнутые руки с пистолетом, направила ствол в дыру на потолке, задержала дыхание, - показалась морда собаки,- зажмурилась и плавно нажала на спусковой крючок: саданула в дыру. Гильза ударилась о кирпичную стену и мягко шлепнулась на лицо парня. Парень открыл глаза. Жива, Марена, Леля молча посматривали на девушку,- подарок для Ярилы представлял угрозу. Жива, марена, Леля отправились за инструкциями. Фикса сел на пол.
– Где научилась?
– В кино показывали.
– Попала?
– Нет. Тихо наверху.
– Дай мне.
– На.
Подросток потными руками сжимал теплый пистолет, направив его на дыру. Стояла тишина.
Выстрел вывел мага из состояния созерцания. Подобравшись кошкой, он расчетливо пружинисто, визуально просматривая пространство на все 360 градусов, бесшумно двинулся в сторону густых кустов дикой черемухи. Толстяк прикрывал сверху. Три богини одинаковых с лица в одинаковых платьях, подбоченясь, всплыли над деревьями, скорострельно провели совещание при помощи жестов, не обращая ни на что внимания, и быстро засеменили по воздуху, в сторону празднично убранной поляны у реки, - заметно спешили.
– Сестрички поспешают.
– провожая взглядом надменных красавиц, констатировал Толстенький,- подмогу приведут. Знать, невеста строптивая попалась.
– Следи за небом.
– Не учи ученого. Сам берегись, собачка с норовом.
– Угу, кис-кис-кис, пёсик, не зли дядю, хвост на уши натяну.
Из кустов вышел пёсик размером с полулошадь, с морды капала кровь, с сосков молоко.
– Озирис, да ты сука.
Сука оскалилась.
– Извини, друг, обидеть не хотел. Где славяне, где египтяне? Это наша распря, местечковые раздоры. Тебе по статусу вклиниваться, что орлу мух ловить.
За спиной послышались осторожные шаги. Не поворачивая головы, Беллерофонт чуть сместился в сторону, спружинился в позе лучника. За спиной чуть сбоку стоял Художник с палкой посохом и внимательно смотрел на собаку.
– Это Озирис.
– А ангел чей?
– Хорошо. что ты его видишь.
– Чаще я вижу зеленых чертей.
– Похвально. Следи за сигналами ангела, а я с собачкой поболтаю.
– Дочь там?
– Да. С ней парень, у них пистолет.
– Тебя как звать?
И тут, как молния, озаряет тьму от края до края, так и подсознание Мага выдало ответ. И всё стало на свои места.
– Фрол.
Не меняя позы ног, Фрол присел на корточки, зачерпнув в ладонь свежеразрытый песок, сказал:
– Детей бы твоих закопать надо по-людски. А молоко чего из сосков капает? а, зайчишек кормила... ну это они всегда так, детей бросят, а чужие мамки их кормят. Вот теперь после твоего запаха ни одна зайчиха к тому месту не сунется. Иди. Корми детей, а я твоих пойду и закопаю, а ты иди к приемышам. Иди. Иди. И зла на нас не держи. Не твоя вина. Каждый ответит за дела свои. Иди.
Собака слушала, думала, а потом повернулась и неспешно, а затем все быстрее и быстрее побежала в сторону плешивенького лесочка, в котором - как чудо - водились зайцы.
– Ангел руками машет,- тихо сказал Художник.
Молодой человек быстро выпрямился, бросил взгляд на ангела, зависшего в метрах в ста над землей, вгляделся.
– Беда. Нам с этой сворой не справиться. Быстро достаем детей и рвем когти.
Бросились в кусты дикой черемухи, склонились над
– Прыгай, доставай дочку.
Художник больно приземлился на все конечности, вскочил, корчась от боли и защемления поясничного нерва.
– Быстрее, быстрее подсаживай девочку, да подталкивай, подталкивай под ноги. Тянууу....
Девочка пропала из виду. В яму полетел посох. Сверху не доносилось ни звука. Художник и Вениамин вслушивались в тишину.
30
Попа привезли. Вырвали из рук владыки. А надобность в попе отпала. Поп зашел в дом. Поцеловал и обмазал простоквашей жену, напился воды, умылся, облачился в праздничные одежды и пошел открывать церковь. Время начало служения было упущено. У церкви маялась приятная во всех отношениях миловидная женщина, одна воспитывающая непутевого внука. Много треб совершил священник за Вениамина, раба божьего, но раб божий о церкви и слышать не хотел. А женщина была настойчива в молитве и прошении.
Началась служба. Певчих не было, матушка подгорела на сушке сена, лежала дома, обмазавшись простоквашей, прихожане, т.е. уже захожане, подались к истокам - почтить Ярилу, а юница приходила исключительно на зорьке.
Юница! на зорьке!.. и священник бросился к кладбищу, на ходу бросая словами в прихожанку:
– Оставайся здесь, душа моя, молись с прилежанием.
Жизнеутверждающая толпа динозавров преодолевала пешим шагом плюгавый лесочек, чтобы тет-а-тет встретиться с народом, жаждущим праздника. Важных персон сопровождал почетный эскорт в виде верных друзей человека: четыре миловидных мастиффа, истинных "господинов воров". Друзья человека, как и подобает человеку, были юрки, подвижны и из кожи лезли вон, чтобы угодить господам динозаврам. И случай не заставил себя ждать. В густой траве, в небольшой норке под скатом низенького косогора прятались пожиратели плодово-ягодных насаждений, что так бережно выращивала всякая разумная тварь на купленном ей во временное пользование клочке земли. Дамы и господа только, только собрались возмутиться по поводу засилия окружающей среды разными там грызунами, как их лучшие друзья, походя, придушили выводок зайчат, и побежали вперед, ни мало не выражая своих чувств, кроме чувства преданности. Динозавры, вначале молча, а потом под разговоры, поспешили навстречу спускающемуся на землю солнцу. Ярила восходил над горизонтом во всем огненном величии. Свита бога расплескалась над землей армией перистых облаков. В церквях начиналось праздничное богослужение в честь Рождества Иоанна Предтечи.
" Порождения ехиднины! кто внушил вам бежать от будущего гнева?"
Священник в праздничных одеждах рассекал подбегом по многолюдной вечерней улице. Небывалое зрелище: закатное солнце и золотые ризы,- казалось, что по предместью быстро, быстро передвигается огненный факел.
А за углом священника поджидала свадьба. Лютиковы роднились с Синюховыми. Сам Лютиков в белоснежном костюме, кремовых штиблетах и галстуке, хватив грамм триста, всех достал слезливой жалобой о коварной суке. Эстета своим было не жалко, жалели его исключительно Синюховы, надеясь на хороший калым. У родителей жениха, конечно же, было чем скрасить трудности молодой семьи лет этак на тридцать, но и от чужого отказаться не посмели бы. Так они и держались друг за дружку: первый причитал, другие надеялись. Жена Лютикова, ныне Пионова, не отходила от молодых ни на шаг. Пионов, как депутат думы и глава концерна межведомственного департамента (я может чего и напутал, но у динозавров под хвостом не видно, им агамогенез присущ, т.е. бесполое размножение предпринимательской деятельности) находился при исполнении, поэтому вся свадьба рушила на поляну, где их поджидал обладатель шикарного хвоста с инкрустацией баннера на лацкане. Сам Лютиков плевал на инкрустацию, но сегодняшнее горе заставляла его держаться среди людей: у, сука, кусков на полста нагрела в твердой валюте, поймаю, из вольера не выпущу.