Отчет Брэдбери
Шрифт:
— Чудесно, — сказал он. — Еще четыре коктейля, и я приду.
Это означало, что клона привезут на следующий день в восемь вечера.
— Я сохраню их для вас теплыми, — сказала я, что не требует толкования.
Он сказал:
— А вот и моя девушка, — что подтверждало соглашение и означало конец разговора.
Локальная структура нашей организации борцов против клонирования, возможно, глупа и перегружена деталями, но сама деятельность благородна и необходима. Я верю, что это дело Божье, хотя я не «истинно верующая» — не верю ни в Бога, ни даже в эту работу. Ты должен понимать, Рэй, опасность самой незначительной неосмотрительности или беспечности, которая для нас, для организации и для каждого в отдельности, реальна и потенциально губительна.
Вот интересно. Ты никогда, никогда не ждешь этого звонка. Независимо от того, насколько искренне ты к нему готовишься, шансы
Полагаю, что в организации состояли и другие люди, жившие недалеко от того места, где нашли клона. Возможно, к ним обратились с просьбой приютить его, предоставить ему еду и кров, и кто-то около недели (как оказалось, шесть дней) заботился о его физических и эмоциональных потребностях. Мы широко рассеяны по периметру Отчужденных земель, по деревням и городам Айовы, Небраски, Вайоминга, Монтаны и Миннесоты. Нас не очень много, три тысячи человек, и еще некоторое количество в других областях. Мы не знакомы друг с другом или знаем только одного-двух. И по замыслу организации, и в силу географических причин. Мы делаем немного, лишь наблюдаем, ждем и, намеренно несогласованно, травим наших конгрессменов. Анонимный информационный бюллетень против клонирования, который называется «Первородный грех», ежемесячно выходит в Сети, но держу пари, что мы — единственные, кто его читает. Даже я читаю его не очень часто. Материалы мало меняются, многое повторяется из номера в номер.
Подозреваю, что для этого задания нужна была женщина. Кто-то из моей организации был в курсе, что мой муж недавно умер, что я живу одиноко и неприметно. Местные агенты (не знаю, как их называть; мы не знаем, как назвать себя) тоже знали, что я вырастила троих детей, и, вероятно, почувствовали, что на меня можно рассчитывать, что я смогу ухаживать за клоном во время его ломки. Я давно являлась членом организации. Мой муж был там с самого начала. Возможно, они думали, что таким образом почтят его память.
Во всяком случае, мне так кажется.
Следующий день я провела, закупая разные припасы, чтобы ухаживать за клоном. Я понятия не имела, в каком он будет состоянии, что мне придется делать. Мне даже не сказали, какого он возраста и сколько времени он у меня пробудет. Я купила самое необходимое, то, что может понадобиться в первую очередь: мясо, овощи, фрукты, сыр, хлеб, яйца, сок, хлопья, рис. Купила две пинты шоколадного мороженого с кусочками шоколада и немного настоящего кленового сиропа на случай, если буду печь ему блинчики. Собрала аптечку первой помощи — спирт, чтобы растирать мышцы, ватные тампоны, бинты, лейкопластырь, противовоспалительные таблетки, гидрокортизон и мази с антибиотиком, таблетки от несварения желудка, бутылочку магнезии, рвотное, слабительное, успокоительные средства, продающиеся без рецепта, и обезболивающие препараты. Кое-что из этого у меня уже было, но я справедливо рассудила, что имеющихся в доме лекарств может не хватить. Еще я купила ему зубную щетку и зубную пасту, шампунь, дезодорант, гель для душа, расческу и помазок, бритву, гель для бритья и лосьон после бритья. Я пыталась не забыть ни одну из туалетных принадлежностей, которыми пользовался мой муж.
Мне нравилось делать покупки для клона. Я хотела, чтобы у него были новые, свежие вещи. Не считая моих детей, нежных и заботливых, и моих внуков, вносивших в дом оживление и энергию, у меня не было гостей с тех самых пор, как умер мой муж.
Вся одежда мужа была выстирана, частично аккуратно висела в его платяном шкафу, а частично была свернута и убрана в ящики комода. Я позаботилась об этом вскоре после его смерти. Мой муж был немаленьким мужчиной. Я подумала, что клон не сможет носить большую часть его вещей, но все же вытащила одежду, кое-какое нижнее белье, носки и пижаму. Я изо всех сил старалась предусмотреть возможные нужды клона. Когда же его привезли, мне понадобилось очень немногое из того, что я приготовила. Больше всего оказались нужны памперсы и влажные салфетки, но мне и в голову не пришло их покупать.
На следующий вечер, в семь часов, я вывела из гаража грузовик мужа, несколько минут поездила по близлежащим улицам, а потом оставила его на улице перед домом. Я открыла дверь гаража, выключила в гараже свет — обо всем этом было условлено заранее. До темноты оставался час или больше, но я задернула шторы на всех окнах. Потом уселась в гостиной с малиновым пирогом и чашкой чая и стала ждать. Я думала о муже. Я думаю о нем, когда пишу это. Что бы он сказал о том, что я собираюсь делать? Какой бы дал мне совет?
У него отказали почки. Мы не могли заплатить за диализ. Наше решение не клонировать себя, принятое более двадцати лет назад, означало, что мы получим минимальную страховку и у мужа не будет права на пересадку, если он не сможет самостоятельно найти совместимую почку. Он примирился с этим; я — нет. Я умоляла доктора взять почку у меня, но мы с мужем оказались несовместимы. Муж настоял на том, чтобы не говорить детям о смертельной болезни до тех пор, пока не пройдет срок, в течение которого они могут стать для него донорами. (Хочу ли я, готова ли я умереть вот так? Так, как умер он? Думаю, да.)
Около восьми вечера я стояла у кухонного окна, выглядывая на двор в щелочку между шторами. Я не стала включать на кухне свет, поэтому могла видеть все, оставаясь незаметной. Автомобиль остановился на улице прямо перед домом, немного постоял, а потом медленно въехал на подъездную дорожку. Это был самый простой автомобиль, маленький, китайского производства. На улице было достаточно светло, и я смогла разглядеть, что в автомобиле сидят трое мужчин — водитель и двое на заднем сиденье. Автомобиль въехал в гараж. Я услышала, как закрылась гаражная дверь. Включила на кухне свет. Открыла кухонную дверь, которая сообщалась с гаражом через небольшую лестницу. Из кухни включила в гараже верхний свет. Оставаясь на кухне, я смотрела в сторону гаража. Свет в нем казался необычайно резким. Водитель вышел из автомобиля и перешел на пассажирскую сторону, которая была ближе ко мне. Как и ожидалось, водитель был мне незнаком. Он был приземистым и бородатым, моложе меня, чуть за сорок. Он взглянул на меня. Не улыбнулся. Огромная, кожистая ночная бабочка металась вокруг лампочки в гараже. Водитель попросил, чтобы я выключила свет, что я и сделала. Это были первые и последние слова, которые он произнес. Он открыл заднюю дверь автомобиля. Внутри зажегся тусклый свет. Теперь я видела, что человек в автомобиле, сидевший у боковой двери с пассажирской стороны, был клоном. На вид он либо спал, либо умер. Он был неподвижен, руки обвисли по бокам, голова запрокинута назад, шея вытянута, рот открыт. Мне не было видно его лица. Человек в автомобиле, сидевший рядом с ним, стал помогать водителю, который ухватил клона за обе лодыжки и стал вытаскивать из автомобиля ногами вперед. Похоже, клон ничего не чувствовал. Было ясно, что он не в состоянии двигаться или встать самостоятельно, своими силами. Он был без сознания и не реагировал ни на какие действия. Человек в автомобиле устроился так, чтобы голова клона опиралась на его колени. Затем клона вынесли из автомобиля, водитель держал его за лодыжки, а другой мужчина — под руки. Как будто он был полоской дерна. Они поставили его. Они не были с клоном ни грубы, ни нежны, просто действовали быстро. Голова клона упала на грудь, и я могла видеть только его макушку. Когда клон оказался обеими ногами на земле, водитель отпустил его лодыжки. Подставив плечо клону под грудь, он поднял его, перекинув через плечо. Пока он его нес, голова клона свисала вниз. Водитель принес его на кухню. За ним вошел другой мужчина и закрыл за собой дверь. Он был старше своего — и моего — товарища, примерно моих лет, высокий, худой и почти лысый. Я обратила внимание на его руки: огромные, с длинными пальцами, словно он страдал акромегалией. Голова тоже была непропорционально большой и костистой.
Мы не разговаривали. Как будто нам велели хранить молчание, или мы заранее договорились не произносить ни слова, хотя это было не так. Я повела их вверх по лестнице, в комнату для гостей, которую подготовила для клона. Я застелила кровать чистыми простынями, надела на подушки чистые наволочки, освободила ящики в крашеном комоде, даже поставила на ночной столик вазу со срезанными цветами. (Господи, что я делала?) В комнате с задернутыми шторами горел только ночник в виде ангела, который я включила в розетку на стене возле комода. Это был ночник моей дочери. Это была ее комната. Водитель, который нес клона, наклонился и с помощью более высокого мужчины свалил свою ношу на кровать, поверх постельного белья. Я не успела и слова вымолвить.