Отцы-основатели. Весь Саймак - 10.Мир красного солнца
Шрифт:
Тем временем в редакции «Вечерней ракеты» спортивный обозреватель Хэп Фолсуорт бурно разглагольствовал, подавляя ярость и не скрывая отчаяния:
— Да просто земляне уж не те, что прежде! Крепкие и рослые парни напрочь перевелись, — провозгласил он, — Мы чересчур изнежились и размякли от такой жизни. С каждым поколением мы становимся чуточку изнеженней. Тяжелый физический труд больше не нужен, машины все делают за нас. Машины добывают руду, машины возделывают нивы, машины производят для нас все — от космических кораблей до английских булавок. Нам осталось лишь нажимать
Откуда брали выдающихся игроков прошлого? Двести-три-ста лет назад — тысячу лет назад, если угодно! — взревел Хэп. — Я вам отвечу, где их набирали! Их набирали в шахтах, на лесоповале и на фермах — везде, где без здоровья и силенки просто не выжить.
Но мы чересчур сообразительны и устроили все так, что больше никому не приходится трудиться. Крепкие земные парни еще не перевелись, их множество — но все они или на марсианских копях, или на венерианском лесоповале, или на стройках Ганимеда. Но у каждого в жилах течет хоть капля марсианской или венерианской крови, чтоб ей пусто было! А пункт восемнадцатый гласит, что они должны быть кристально чисты на протяжении десяти поколений! Если хотите знать мое мнение, то дерьмо это, а не правило!
Хэп оглядел присутствующих, чтобы узнать, как они воспринимают его разглагольствования. Кажется, все были целиком и полностью на его стороне, и Хэп продолжил речь. В его словах не было ничего нового, то же самое было тысячу раз сказано тысячами спортивных обозревателей на тысячу разных ладов, хотя суть оставалась неизменной. Но Хэп пересказывал это после каждой игры, наслаждаясь собственными речами. Откусив кончик венерианской сигары, он повел дальше:
— А вот марсиане не изнежены. Их планета настолько стара и истощена, прямо натуральный рудник, а не планета, что им не до мягкотелости. У них есть и здоровье, и силенки, а их тренерам удается вколотить в их толстолобые головы чуточку футбольной смекалки. Да чего там, для них футбол — это мышцы, хотя игре их обучили именно мы.
Прикурив, он с наслаждением затянулся сигарой и спросил у застывших в почтительном молчании окружающих:
— Скажите-ка, кто-нибудь видел нынче Рассела?
Все покачали головами. Спортивный обозреватель обдумал ответ и лишенным эмоций голосом сказал:
— Когда он покажется, я ему так наподдам, что он взовьется прямо в стратосферу. Я два дня назад послал его взять интервью у тренера Снеллинга, и он с тех пор не показывается.
— Наверно, появится на следующей неделе, — предположил курьер, — Небось, отсыпается где-нибудь.
— Еще бы мне этого не знать! — простонал Хэп. — А когда он явится, то притащит такую байку, что главный расцелует его за то, что не забыл нас.
Тренер Огаст Снеллинг держал перед командой ежегодную речь, посвященную итогам игры с марсианами.
— Когда вы сегодня вышли на поле, — говорил он, — я благословил вас и молил показать все, на что вы способны, все, чему я учил вас. И что же? Вы отправились на поле и подвели меня! Вы подвели Землю. Вы подвели пятьсот тысяч человек на трибунах, выложивших хорошие денежки за то, чтобы полюбоваться футболом. А вы позволили этим тупицам гонять себя по полю. Вы разыграли дюжину славных комбинаций, каждая из которых могла стать результативной. А добились вы результата? Нет!
Вы просто свора сосунков. Хороший тычок в ребра — и вы с хныканьем валитесь наземь. Может, кто-нибудь из вас попадет в сборную будущего года, а может, и нет. Но если попадете, я хочу, чтобы вы хорошенько запомнили: когда мы отправимся на Марс, я намерен вернуться с кубком, даже если его придется украсть. В противном случае я остановлю корабль на полдороге и вышвырну всех вас за борт, а потом выпрыгну сам.
Впрочем, его слова мало что значили, потому что тренер Снеллинг, король всех земных тренеров, с небольшими вариациями говорил то же самое земным командам после каждой игры с марсианами на протяжении последних двадцати лет.
За матовым стеклом исполинской машины зароились неясные, странные, чудовищные тени. Алексис Андрович вглядывался, затаив дыхание. Тени на мгновение оформились, а затем растаяли, но сохраняли отчетливость достаточно долго, чтобы Алексис рассмотрел то, что хотел видеть, и этот мимолетный взгляд наполнил его душу безграничной радостью триумфа.
Первый шаг сделан. Сделать второй будет потруднее, но теперь, когда Алексис получил настоящее подтверждение своей теории, дело пойдет быстрее.
Выключив машину, Алексис вышел в раздевалку, помыл руки, втиснулся в пальто, распахнул дверь и заковылял вверх по ступенькам на улицу.
Проспект встретил его дребезжащими криками механических газетчиков.
— Земля проиграла 19:0!.. Прочтите, как это было!.. Спецвыпуск! Спецвыпуск!.. — снова и снова повторялись записанные на встроенных в них магнитофонах слова.
Стоило сунуть монету в щель и потянуть за рычаг, как автомат выдавал пламенеющую пурпурными заголовками газету с цветными снимками узловых событий игры.
Перемигивались радужные неоновые фонари, по широкому и гладкому, будто полированному, тротуару быстро и почти беззвучно ползли уборочные машины. А в воздухе, над головами, стоял гул воздушного уличного движения.
Откуда-то доносился приглушенный звук боевого клича марсианских пустынь: болельщики с Красной планеты продолжали праздновать победу.
Не обращая внимания ни на боевые кличи, ни на рев газетных автоматов, погруженный в собственные мысли, Алексис Андрович шел в свою сторону. Спорт его не интересовал; он направлялся в парк, чтобы насладиться стаканом пива и порцией сыра.
А в штате Висконсин в 45-м году Раш Калвер бился над высшей математикой. Экзамены были уже на носу, и Раш откровенно обзывал себя дураком и каялся, что пошел на математику, а не на зоологию. Так или иначе, а в цифрах он не силен.
Было уже поздно. Остальные студенты давным-давно уснули. Яркий лунный свет разрисовал дом напротив изящными серебряными квадратами и прямоугольниками. Ночной ветерок нежно шелестел листвой вязов. По Стейт-стрит промчалась одинокая машина, и старинные часы на башенке концертного зала начали вызванивать час.