Отцы
Шрифт:
Пауль Папке, заметив какого-то субъекта, стоящего возле кустарника у входа в сад, не очень торопился войти в ресторан; он остановился, обвел взглядом обширный летний сад, раскинувшийся несколько в стороне, где за столиками расположилось множество экскурсантов, и намеренно громко произнес:
— Очень мило, не правда ли, господин Брентен?
«Комедиант несчастный», — подумал Карл Брентен, но ответил не менее громко:
— Замечательное местоположение, чего уж лучше!
— Ресторан производит солидное впечатление, не так ли? — кричал
— Но на дорожках не гравий, а только желтый песок, — заметил Густав Штюрк. — Да и столы расположены на самом солнцепеке.
— Желтый песок — это-то как раз и замечательно! — завопил Пауль Папке. — Куда приятнее гравия. И потом, дорогой Штюрк, ведь теперь июль, и солнце жарит вовсю, потому и мечтаешь о тени, но учтите, что мы привезем сюда членов нашего ферейна осенью, когда солнце уже утратит свою силу и каждый солнечный луч, последний, так сказать, будет особенно дорог. Очень хорошо, что столы стоят на открытом месте, где нет тени.
«Чего ради он так орет? — подумал Карл Брентен. — Все на нас оглядываются, а хозяева нас все равно слышать не могут». На человека, который возился у кустов и для которого Папке дал это маленькое представление, полагая, что тот специально послан хозяином и все доложит ему, Брентен не обратил внимания.
Хозяин ресторана, высокий, грузный мужчина с плешью во всю голову и с усами а-ля Бисмарк, вышел к ним навстречу. Он низко поклонился гостям.
— Добро пожаловать! Мой дом к вашим услугам. Прошу вас, войдите!
Пауль Папке ответил:
— Господин Вальдерслебен, если не ошибаюсь? Разрешите представиться: Папке! Вы, надеюсь, получили наше письмо?
Они пожали друг другу руки.
— Разрешите, господин Вальдерслебен, познакомить вас: господин Брентен, наш «мэтр де плезир».
Новое рукопожатие.
— Господин Штюрк, наш главный казначей.
Опять рукопожатие.
— Прошу, господа, — угодливо сказал хозяин, открывая дверь и пропуская гостей вперед.
— Господин Вальдерслебен, мы тут прошлись немножко пешком, — сказал Папке. — Волшебная местность. Я уж говорил своим уважаемым спутникам. Саксонский лес, сказал я, это самый прекрасный лес во всей Северной Германии.
— Да, наш Саксонский лес бесподобен! — подтвердил хозяин. — Но, господа, надо полагать, устали и нагуляли аппетит. Надеюсь, наша кухня придется вам по вкусу. Мы намеренно не готовили каких-либо парадных блюд, чтобы вы, быть может, не подумали… Разрешите познакомить: моя супруга.
— Папке, сударыня! — Папке отвесил глубокий поклон.
Господи! Брентен во все глаза уставился на Папке. Неужели он целует ей лапу? Нет, так только показалось.
— Брентен, сударыня!
— Ах, очень приятно! — сладко пропела толстая гусыня.
— Штюрк, сударыня!
— Очень, очень рада! Это действительно мило с вашей стороны, что вы решили посетить нас предварительно.
Предварительно? — Карл Брентен ухмыльнулся. Предварительно — это славно! Толстуха не сомневалась, что заяц уже у нее на сковороде. Не на дураков напала.
Кланяясь и сладко улыбаясь, хозяин проводил святую троицу к накрытому столику.
— Садитесь, господа. Подкрепитесь слегка. Вы — мои гости. Прошу вас. О делах потом. Время терпит, не так ли?
— Господин Вальдерслебен, — мечтательно сказал Папке, — вам можно позавидовать, вы живете среди всего этого великолепия, вдали от шума больших городов. У вас здесь лес, птицы, луга, солнце… Нет, вам действительно можно позавидовать.
— О да, господин Папке, — подхватил хозяин. — Грех жаловаться. Я доволен судьбой, ниспосланной мне нашим господом богом. И тут ведь поблизости похоронен наш великий экс-канцлер. Вон там, наверху, недалеко отсюда, его могила. В прошлое воскресенье над ней пролетел цеппелин и сбросил венок. Вы, вероятно, и в Гамбурге видели этот воздушный корабль, не правда ли?.. Князь был удивительный человек. Его светлость нередко заглядывал сюда, к нам.
— Вы знали его лично? — воскликнул Папке, делая вид, что крайне поражен и заинтересован.
— О да, сударь. Он частенько заходил сюда. Чудесный человек. Такой простой. Однажды ему захотелось закусить. «Подайте, говорит, мне жареной свинины с красной капустой». И вот — представьте: у нас в доме не оказалось красной капусты!
— Тц! Тц! Тц! — зацокал Пауль Папке и покачал головой.
— «…Ваша светлость, — говорю я, а у самого поджилки трясутся. — Ваша светлость, говорю, тысяча извинений, но у нас нет красной капусты». И знаете, что мне ответил старик, то есть, извините, его светлость? Он сказал: «Дорогой мой Вальдерслебен, — сказал он, — так принесите мне что-нибудь другое!» Трогательно, не правда ли?
— Удивительно, — согласился Папке, — вот это истинное благородство.
— Да, да, Германия осиротела, когда его не стало. — Хозяин печально поник головой.
Карл Брентен сидел как на угольях. Этого только не хватало. Если бы старик Хардекопф узнал! К счастью, Густав Штюрк с его философской невозмутимостью, наверное, потешается про себя, но вслух протестовать не будет. Брентену хотелось взбунтоваться: встать и уйти из ресторана. Надо же, — угодить к почитателю Бисмарка. Пауль, вероятно, не в своем уме, что привел нас сюда.. Боже ты мой, если бы члены ферейна видели нас здесь!
Хозяин приказал:
— Подавать! Подавать!
Появились две девушки, у каждой в руках поднос с тарелками, салатницами, судками.
— Добрый день господам! — бойко поздоровалась одна из них, смеясь и глядя прямо в лицо гостям.
— Добрый день! Добрый день!
— Разрешите узнать, как вас зовут, фройляйн? — спросил Папке, бросая на девушку обольстительные взгляды.
— Матильда, милостивый государь!
— Ваше имя не менее прекрасно, чем вы сами, фройляйн Матильда, — сказал Папке, скаля зубы.