Отдана за долги
Шрифт:
Ну, конечно. В последнее время у папы были проблемы с бизнесом. И он очень рассчитывал на новый проект. Означает ли это, что денег сейчас нет совсем? Даже на лечение мамы?!
— Папа, деньги нужны сейчас! — почти кричу я. — Сейчас! Понимаешь?
— Я знаю, Милана. И я найду нужную сумму. Обещаю тебе. Поехали домой. Тебе надо отдохнуть. К маме нас все равно пока не пустят.
Вспоминаю про фотографии. Я должна спросить у него. Не люблю недосказанность.
Лезу в сумку и достаю
— Что это? — спрашивает он.
— Посмотри, папа, — прошу. — Это я нашла рядом с мамой.
Он открывает конверт и достает фотографии.
Его лицо сразу же бледнеет. Глаза расширяются. Он судорожно облизывает губы.
— Это неправда. Миланочка, ты мне веришь? Неправда!
Он берет меня за плечи и заставляет посмотреть на него.
— Это фотомонтаж! Провокация! Сволочи!
Он хватает снимки и рвет их на куски, швыряет в мусорку
— Сволочи! — повторяет он. — Это из-за них мама в больнице!
— Ты знаешь, кто это сделал? — спрашиваю.
Он мотает головой.
— Но обязательно узнаю, — цедит сквозь зубы.
Мы едем домой.
Остаток ночи я провожу, ворочаясь с открытыми глазами. С пугающим ожиданием звонка из больницы.
И забываюсь только под утро.
Просыпаюсь, услышав взволнованный голос отца.
— Без изменений? Я понял. Да. Постараюсь сегодня решить вопрос. Да, оформляйте.
Потом тишина.
Поднимаюсь с кровати и иду на кухню.
— Пап, звонили из больницы?
Папа отрывается от чашки кофе.
— Да. Есть возможность прооперировать маму уже послезавтра.
— А деньги? — спрашиваю.
— Еду решать этот вопрос.
— Я с тобой!
Папа удивленно смотрит на меня.
— Зачем?
— Мне страшно одной. Я боюсь звонка. Боюсь опять остаться наедине со своими мыслями. Я поеду с тобой.
— Хорошо, — соглашается он. — Одевайся!
Убегаю и возвращаюсь через пятнадцать минут.
Мы приезжаем в офис папы.
Пока я смотрю в большие окна на оживленные улицы столицы, папа по телефону пытается найти деньги. Один за другим он делает звонки. И, похоже, что пока безрезультатно.
— Нет-нет, нельзя…
Мы оборачиваемся с ним на тоненький голосок секретарши, пытающейся остановить двух мужчин в строгих костюмах. Один из них аккуратно отодвигает ее и закрывает перед ней дверь.
— В чем дело? — возмущённо спрашивает папа.
— Костров Владислав Сергеевич? Прошу освободить помещение. Таково требование нового владельца.
— Что? Что за бред? — произносит папа и, вспомнив обо мне, говорит:
— Миланочка, подожди пока в комнате отдыха. Я решу проблему и мы продолжим.
Послушно иду в соседнюю комнату, но оставляю дверь приоткрытой. Слышу взволнованный голос отца.
— Какой ещё новый владелец? Кто вы вообще? Я вызову охрану, если вы сейчас же не уберетесь.
— Охрана уже Вам не подчиняется. У Вас есть полчаса, чтобы собрать свои вещи и покинуть здание. Новый владелец позволяет Вам это сделать.
— Да какой ещё новый владелец? Что вы несёте? — срывается отец.
И тут я слышу звук открывающейся двери и знакомый голос.
23. Дамир
— Дамир? — Костров явно удивлен моему появлению у него в кабинете.
— Выйдите, — говорю своим людям.
Они сделали свою работу. Теперь моя очередь. Насладиться реакцией на мои слова и действия. Я давно ждал этого. И не хочу ни с кем этим делиться.
Это только мое. Мой — страх и отчаяние собеседника. Его ненависть и мое ликование.
— Что происходит, Дамир? — спрашивает Костров, когда за моими людьми закрывается дверь. — Кто эти люди? Ты их знаешь?
— Это мои юристы, — отвечаю ровным голосом. Прохожу и сажусь в кресло напротив стола Кострова.
Он тоже садится.
Осматриваю кабинет теперь уже никак посетитель, а по-хозяйски.
— Это была неудачная шутка, Дамир, — говорит Костров, ослабевая галстук на шее.
— Никаких шуток, — говорю и смотрю ему прямо в глаза. — Ты должен освободить кабинет через, — перевожу быстрый взгляд на часы и опять возвращаюсь к нему, — двадцать минут. Можешь собрать свои вещи. Я даю тебе такую возможность.
— Но…. Но что это все значит? На каком основании?
— На основании договора передачи акций. Тебе напомнить?
— Но… Мы же… Это было лишь как гарантия. А моя доля? Дамир? Я не понимаю.
— Никакой доли. Никаких гарантий, — в моем голосе появляются жёсткие ноты. — Теперь эта компания моя.
Вижу, как в его глазах растерянность сменяется отчаянием. Он начинает понимать, что я не шучу, но отказывается до конца верить в происходящее.
— Я аннулирую сделку, — слабо лепечет он. — Она недействительна. Совершена под действием обмана. Я пойду в суд. Я буду судиться.
При этом он смотрит на стол. Как будто говорит это сам себе.
— У тебя есть деньги на адвокатов? Или ты собираешься использовать юристов теперь уже моей компании? — делаю в воздухе круг пальцем, показывая, что все здесь уже принадлежит мне.
— Ты подставил меня, — наконец, признает он очевидные вещи. — За что, Дамир? Я думал, мы друзья… Мне нужны деньги… Срочно… Я не могу все потерять.
Этот бессвязный поток слов начинает утомлять меня.
— А как поживает Ольга Викторовна? — прерываю его.