Отдана за долги

Пиратова Лана

— Указанный номер телефона зарегистрирован на Кострову Милану Владиславовну.

Я удивлённо приподнимаю бровь.

— Дочь, — уточняет он.

— Ещё одна? — прерываю молчание.

— Младшая.

Беру фотографию и внимательно ее рассматриваю. Да, это она. Та самая сучка, что напомнила мне вкус крови. Непроизвольно касаюсь пальцами нижней губы. Уже все зажило. Живо только воспоминание об острых зубах на моей коже.

Красивая. Стерва. Приятный бонус к моей мести.

— Сколько ей? — спрашиваю, не

отрывая взгляда от фотографии.

— Девятнадцать.

Делаю знак Эльдару и он уходит из кабинета, оставляя меня наедине с моими воспоминаниями.

Опять погружаюсь в них. Как и каждый раз, когда звучит фамилия Костровых.

Лейла Кострова — та, из-за которой я провел долгих пять лет за решеткой. За то, что не совершал. Та, из-за которой я потерял все: семью, карьеру и веру в людей.

Я отлично помню все, что тогда произошло. Мозг предательски отказывается вычеркнуть это из памяти.

Мне было двадцать два и я был полон надежд. У меня была семья — мама и любимое занятие — футбол.

Я ждал вызова в сборную со дня на день. Мой агент говорил, что я подаю большие надежды и нам предстоят переговоры с несколькими клубами из высшей лиги.

Все это было перечеркнуто в один день.

После победы в матче Кубка России мы с парнями закатились в стриптиз-клуб.

Разгоряченные приват-танцами, молодые, бухие и глупые, поехали за приключениями дальше. В какой-то бар.

Я отлично помню, как Стас, мой напарник по клубу и тот, кого не взяли в сборную, привел за наш столик совсем молодую девчонку.

Лейла. Так представилась она.

Сразу села рядом со мной и положила руку мне на колено. Предложила выпить за знакомство.

Дальше я уже ничего не помнил. Очнулся дома. Мама заботливо поставила тазик рядом с моей кроватью.

А потом звонок в дверь. Два незнакомых мужика, которые тыкали в меня корочками и кричали в ухо, что я задержан по подозрению в изнасиловании.

Мне даже не дали толком собраться.

В серых стенах изолятора следователь довольно потирал руки, когда произносил мои имя и фамилию, и сквозь зубы шептал, чтобы слышал только я, что нам надо катиться к себе в горы, что Москва не резиновая и что он очень постарается, чтобы я сел надолго.

Потом был процесс и приговор. Из всего потока дней, когда меня то привозили, то увозили в здание суда, мне запомнился лишь один день — день оглашения приговора.

— Приговаривается к пяти годам лишения свободы с отбыванием в колонии строгого режима.

Беспристрастный голос судьи эхом отозвался в моем затуманенном сознании. Я всё ещё не верил до конца, что это происходило на самом деле.

Перевел взгляд в зал.

Первое, на что наткнулся, — ехидная усмешка Лейлы. Девки, из-за которой я сидел за решеткой.

Посмотрел на мать. Она тихо плакала в платок.

Судья ещё что-то говорил. Потом на меня опять надели наручники и вывели из клетки.

— Сынок! — мама бросилась ко мне, но ее грубо оттолкнули.

— Я не виноват! Слышите? Не виноват! — кричал я, как будто проснувшись ото сна.

Это была моя реальность! Я был за решеткой!

Я искал в зале хоть кого-то, кто поверил бы мне. Кроме мамы.

Но в ответ получил лишь сильный толчок в спину:

— Иди давай!

Я отсидел полный срок.

И потерял все.

Мама не вытерпела позора и нашей разлуки — у нее не выдержало сердце. Она так и не дождалась меня.

Про профессиональный спорт пришлось забыть.

Друзья отвернулись.

3. Дамир

Я остался один. И если бы не Борис Лыков спился бы, наверное, где-нибудь под мостом с бомжами.

Борис Лыков был отцом одного из осуждённых из моей камеры.

Скромный семейный мальчик — студент Слава. За решетку попал по глупости. Решил впервые жизни поучаствовать в ночных гонках на папиной машине. И сбил человека. Насмерть.

Когда я вошёл в камеру, его уже успели опустить и он все время сидел возле толчка.

Я брезговал даже смотреть на него.

Однажды ночью меня разбудил шорох. В камере я спал чутко. Терять бдительность нельзя было даже во сне.

В ту ночь, когда все спали, ну, или делали вид, что спят, я вытащил Славу Лыкова из петли. Он расплакался у меня на груди и сказал, что оттягивал этот момент только ради родителей.

С тех пор я взял его под свою защиту. Меня боялись. Потому что в первый же день я сломал челюсть одним точным ударом старшему в камере.

Мне не понравилась его просьба попросить родных перечислить деньги на его телефон. А ему не понравился мой ответ.

С тех пор меня не трогали. Я был вне тюремного закона. И каждый раз боялся получить затычкой в бок.

Скоро меня перевели в другую тюрьму. Слава Лыков вышел на свободу раньше этого.

И я забыл бы о нем, если бы, когда я впервые вдохнул воздух свободы за воротами колонии, не раздался телефонный звонок и суровый мужской голос не предложил мне встретиться.

Это и был Борис Лыков, отец Славы.

В благодарность за сына он взял меня на работу. Я довольно быстро освоился и уже через пару лет владел собственной компанией. Играл на бирже и скупал ценные бумаги должников. Чтобы потом прибрать их бизнес. Меня боялись. Знали, что, если я положил глаз на компанию, то я ее заберу.

Я привык жить без друзей. Так и не женился. Мне хватало женщин, согласных на встречи за деньги. С ними точно не возникало проблем.

И лишь одно чувство не давала мне покоя — месть.

Я ложился спать и просыпался с мыслью о мести. Целью моей жизни стало найти Лейлу.