Отец Арсений
Шрифт:
Антихристианские книги, высказывания, нападки на Церковь, конечно, встречались мне, но то, что было заложено с детства в мою душу мамой, давало возможность полностью отвергать глупость, злобность, псевдонаучность, и я понимал ложность написанного благодаря своему христианскому мышлению и вере в Бога.
Моя просьба к о. Олегу рассказать о путях, приведших его к Богу, была вызвана желанием показать, что Господь посылает человеку, стремящемуся к Нему, помощников и руководителей; кроме того, хотелось обратить внимание на важность воспитания наших детей в духе православия. Необходимо с самых ранних лет рассказами о святых, евангельскими и библейскими примерами внедрять в душу ребенка веру в Бога, любовь друг к другу и помогать молиться,
Говоря с многими родителями, слышу, что дети с самого раннего возраста знают много сказок, но содержание их не имеет ничего христианского, православного. Это: «Айболит», «Дядя Степа», «Золотой ключик», переделанные русские сказки с упором на лешего, бабу-ягу. Что они могут в нравственном отношении дать ребенку?
Спасибо, о. Олег, за добрые воспоминания! Да хранит Господь всю Вашу семью и доброго, хорошего человека – монахиню Марию».
Записала Ксения Галицкая
Из архива В. В. Быкова (получено в 1999 г.).
ИЛЬЯ НИКОЛАЕВИЧ
Видела я этого человека впервые, на вид ему было около 60 лет, среднего роста, совершенно седой, с клиновидной бородкой и удивительно добрыми и выразительными глазами. Он сидел ко мне боком и оживленно разговаривал с о. Арсением о каких-то знакомых. Обед закончился, со стола было все убрано, но батюшка в свою комнату не ушел, и мы остались сидеть.
«Давайте послушаем Илью Николаевича, мы с ним более семи лет прожили в одном лагпункте и даже в одном бараке. Потом его направили в девятый лагпункт на добычу руды в подземных шахтах, я продолжал оставаться по-прежнему в пятом лагпункте. За проведенные вместе годы стали большими друзьями и иногда после вечерней поверки говорили на богословские темы. Илья Николаевич происходит из немцев Поволжья, крещен в протестантском исповедании. Был убежденным атеистом, окончил Военно-политическую академию и был офицером в пограничных войсках. Удивил меня Илья Николаевич тем, что первым заговорил со мной о Боге и, как он потом признался, захотел узнать, что представляет собой православный священник, насколько сам верит в существование Бога, искренен ли. По душе пришелся он мне, и неизмеримо стало жалко, что Бог не живет в его душе.
Илья Николаевич постоянно расспрашивал, я отвечал на вопросы. Первое, что я сказал ему, – что без Бога человек не может жить полноценной жизнью, рассказал о Православии, о богослужении, о Евангелии и Деяниях Апостолов, приводя по памяти отдельные тексты и поясняя их, даже читал отдельные молитвы. Илья Николаевич не возражал, только слушал, но я видел, что сказанное мною он не воспринимал душой, а только принимал к сведению. Он изучал, что это такое – вера и ее служитель.
Моя память теперь удивляет меня самого, но память Ильи Николаевича была поразительной, феноменальной – все, что я ему говорил: тексты, молитвы, события из истории Церкви и многое другое – он запоминал с первого раза и даже спустя долгое время мог повторить слово в слово. Я верил, что Господь приведет его к Себе. Вот краткий мой рассказ об Илье Николаевиче, остальное расскажет он сам».
Илья Николаевич начал:
«В лагерь особо строгого режима без права переписки я попал, как туда попадали все, кому расстрел заменялся этим лагерем смерти. Вначале трудно было, тем более что фамилия у меня немецкая – Шнейдер. Она вызывала у многих ненависть, но уже месяца через три нашел «свое место» в барачном «обществе».
Однажды кто-то сказал мне: «Видишь человек стоит, это – поп, постоянно всем помогает. Понять не можем: зачем? Зовут его о. Арсений». В моей жизни это был первый встреченный священник, да еще с такой странной характеристикой. Заинтересовался я, подошел и сказал: «Здравствуйте, о. Арсений». – «Здравствуйте», – ответил он, и началась дружба священника и бывшего политработника, офицера погранвойск. В жизни все подчинено Промыслу Божию. Много духовно интересного рассказал мне о. Арсений. Все это, ранее никогда неведомое и неслышанное, усвоил умом, но в душу вера не проникла.
Пять лет мы провели в одном бараке, и вдруг направили меня на девятый лагпункт. Лагерный пункт был большой, добывал в шахтах руду. Первый раз спустился в шахту, тусклый свет в главных галереях, в штреках – темнота, свет – только от своей лампы с аккумулятором, жутковато. Проработал пять месяцев, начал понимать кое-что в горном деле и увидел: работы ведутся наспех, крепление плохое, хотя заготовленного на поверхности крепежа – целые штабеля, но техника безопасности не соблюдается. Говорить, советовать нельзя, ты зек (заключенный), хорошо, если ударят кулаком в морду, а то и в карцер пошлют, и весь разговор.
Вели по породе длинный извилистый штрек, крепление ставила специальная бригада. Утром спустились в шахту, начали работать. Легонько сверху осыпалась порода, внезапно затрещало, воздушной волной сшибло с ног, и уже лежа я увидел: на меня опускалась огромная глыба. Опускалась медленно, потом остановилась. Я оказался лежащим словно в пенале высотой сантиметров шестьдесят, шириной около метра, левую ногу чем-то сильно зажало. Из-под завала слышались стоны, а рядом работавший уголовник Ширяев был придавлен и отчаянно кричал, но потом затих, умер. Стоны и крики еще некоторое время продолжались, но вскоре наступила тишина. Я кричал, но никто не отзывался. Лежу в образовавшемся «пенале», могу даже опереться на локти, повернуться не могу из-за зажатой ноги. Выключил лампочку, остался в темноте. Надежды на спасение нет никакой, главное – смерть будет длительной и мучительной. Что делать? Да ничего нельзя сделать. Пережил внутреннее отчаяние и вспомнил мои беседы в бараке с о. Арсением. Знал его глубокую веру в Бога, и мысль, которая ранее не приходила мне в голову, явилась сейчас в ожидании мучительной смерти. Если такой человек, как о. Арсений, верит в Бога, значит, Он существует, – и я стал горячо молиться, вспоминая все, что ранее говорил батюшка.
Лежу и молюсь, читая молитвы, а между ними повторяю: «Господи, помоги! Господи, помоги!» – многие десятки раз. Нога левая болела, но, молясь, незаметно уснул. Проснулся, мучила жажда, но воды, конечно, не было. Вновь молился и засыпал. Сколько прошло времени, не знаю. Я был беспомощен, нога все больше и больше болела, но Господь давал силы молиться, и я собирал всю душевную волю, чтобы войти в слова молитвы. Утихала боль в ноге, жажда и голод не возникали. Одет был довольно тепло, в шахте была вечная мерзлота, поэтому перед спуском в нее надевали все, что могло удерживать тепло тела. Сколько времени пролежал в завале, не знаю, у меня было два состояния: постоянная молитва и провалы в сон.
Вдруг услышал работу пневматических зубил о породу и удары, вскоре меня откопали. Оказалось, что в завале без пищи и воды пробыл семь дней. Нога болела, но повреждений в ней не было [17] . Удивительным было то, что, вытащив меня на поверхность и дав выпить две кружки воды, представитель особого лагеря начал меня, совершенно больного, допрашивать: «Что случилось? Почему?» Но потом быстро отпустил, и меня доставили в больницу. Спустившись в шахту не верящим в Бога, теперь я стал искренне верующим человеком благодаря милости Господней ко мне и той духовной работе, которую долго и вдумчиво проводил со мной о. Арсений.
17
Опыт спасения людей из-под завалов показывает, что в зажатых конечностях кровь уже через несколько часов начинает разлагаться, – и после освобождения люди умирают от общего отравления.