Отец для двоих
Шрифт:
Глава 8
— Может, поговорим в квартире? — спрашивает Макар. — Я пришел не только из-за сына.
После его слов я, наконец, отлипаю от двери и стаскиваю с ног туфли. С наслаждением ступаю босыми ступнями на пол и прохожу мимо Макара, задержав дыхание. Не хочу вдыхать его запах, не хочу подтверждать то, что он все еще мне родной.
Иду на кухню, машинально отмечая, что Макар следует за мной. В этой квартире большая просторная кухня. Хватит места для двоих, чтобы не пересекаться.
— О чем еще хотел поговорить? — спрашиваю, морщась.
У
— Обо всем. В прошлый раз нам так и не удалось поговорить.
— Да и не стоит. Я даже рада, что пришла твоя мама, иначе, может, и не узнала бы, что ты женат.
— Мама? — удивленно переспрашивает.
— Она тебе не сказала? — догадываюсь я. — Впрочем, какая разница. Подозреваю, ты хотел поговорить о том, что я и так узнала. О том, что ты женат стоило сказать еще в кабинете. До того, как я согласилась с тобой переспать. В остальном — это ведь неважно. Столько лет прошло, уже ничего не изменить. Поздравляю с сыном, кстати. Я думала, ты ушел, потому что правда не нагулялся, а ты молодец, поступил правильно. Женился на беременной девушке. На Жанне.
Я не знаю, зачем тараторю всё это. Хочу высказаться, вывалить все, что копила внутри эти полгода. Мне так хорошо жилось в неведении. Я думала, что Макар был просто слишком молод, чтобы увязнуть в одних отношениях. Ему хотелось разнообразия, других женщин, равных себе. Я в его жизнь, как ни крути, не вписывалась. Я бы предпочла не знать всего этого и жить блаженной дурочкой дальше.
— Прости, черт, я не хотел, чтобы ты так узнала.
— Нужно было рассказать. Шесть лет назад. Не считаешь?
— Считаю. Виню себя за то, что не сказал и ушел молча.
— Мы все выяснили, — делаю паузу, потому что чувствую, как к горлу подкатывает ком. — Что еще обсуждать? Ты ушел, потому что Жанна забеременела. Женился на ней. Хорошо поступил…
Я замолкаю и отворачиваюсь, делая вид, что собираюсь сделать чай. На самом деле пытаюсь не плакать. Сдержать слезы, которые так и норовят брызнуть из глаз.
— Оля… прошу, выслушай меня. Я не хотел, чтобы все так…
Его голос почему-то звучит ближе, но сил на то, чтобы обернуться и посмотреть, не сократилось ли между нами расстояние, нет.
— Я не мог тебе шесть лет назад сказать, слышишь? Струсил, испугался. Не мог признаться в том, что по-глупости провел с ней ночь. Ты бы меня не простила.
— Не простила, — говорю, уже не пытаясь сдержать слезы. — И сейчас не прощу.
— Оля… — его рука касается моего плеча, и я разворачиваюсь.
Не хочу больше скрывать от него слезы. Пусть смотрит, знает, что мне больно. Я не должна скрывать свои чувства и делать вид, что сделана из стали.
— Не трогай меня, — голос срывается на крик. — Не смей даже прикасаться. Что ты сюда пришел? Зачем? У тебя жена есть и ребенок, а ты тут перед бывшей раскаиваешься, — я шмыгаю носом и обнимаю себя руками. — Тебе здесь все равно ничего не светит,
Чувствую, как трясусь. Это подкатывает истерика. Я давно не теряла контроль над своим телом, избавилась от этого почти сразу после рождения Тимофея. Мой уровень ответственности вырос до максимума. Я знала, что просто не имею права дать слабину перед сыном.
— Нет у меня жены. Мы развелись через год после рождения Степана. Как только у меня появилась возможность подать на развод — я это сделал.
— Я видела свидетельство о браке, твоя мама попросила его достать, представляешь? Приняла меня за уборщицу и мило так попросила вылезти на табуретку и взять для нее с полки документы, — я издаю смешок. — И жена твоя меня в кафе нашла. Ты не нашел, а она — да.
Я начинаю трястись сильнее, и Макар подходит ближе. Притягивает меня к себе, окуная в свой, как я и думала, родной запах. Мое тело, вопреки всему, реагирует на него. Становится тепло, и я перестаю трястись. А еще мне хочется его обнять. Дать ему шанс. Меня пробирает злость от собственной тупости.
— Не трогай меня, — бью кулаками его по плечам. — Не трогай, не трогай, не трогай! — выкрикиваю. — Предатель, слышишь? Ты предатель! Бросил меня одну шесть лет назад и женился на этой суке!
Макар все равно меня не отпускает. Прижимает ближе и стойко выдерживает обрушившийся на него град ударов. Молчит. Дышит тяжело и держит меня, пока я выкрикиваю ругательства и не забываю добавить, что никогда его не прощу.
— Никогда!
Хочу сказать, что ни за что его не подпущу к сыну, но прикусываю язык. В этот момент мой мозг включается, и я перестаю выдавать все, что приходит в голову, перестаю бросаться обидными словами и обзывать его. Я не могу и не буду решать за Тимофея. Он должен знать о том, что его отец хочет с ним общаться. Мои с Макаром отношения не имею совершенно никакого значения.
Не знаю, сколько раз за последние минуты Макар произнес слово “прости”. Не пытался оправдаться, выгородить себя и затронуть тему прошлого еще раз. Я затихаю в его объятиях и перестаю трепыхаться. Утыкаюсь лбом в его плечо. Дышу все еще часто и злюсь на то, что он пришел. Шесть с половиной лет. Долбанных шесть с половиной лет он не появлялся в нашей жизни, а сейчас хочет получить все и сразу. Сына, воспитание, мое прощение!
— Прости, что не искал, что ничего не сказал тебе шесть лет назад. Прости за бездействие. Я так сильно виноват перед тобой и хочу попытаться все исправить, слышишь? Позволь мне все исправить.
— Отойди от меня, — мой голос звучит холодно, разум проясняется, а руки, до этого мгновения сжимающие его рубашку, разжимаются.
Макар отпускает меня и немного отходит. Я же утираю слезы со щек тыльными сторонами ладоней и, сделав глубокий вдох, отвечаю:
— Нечего исправлять. Ты верно сказал, эти шесть лет ты просрал и давать тебе шанс все исправить я не намерена. С сыном я поговорю, если он захочет с тобой видеться — подашь на совместную опеку, я все подпишу. И общение наше с тобой прошу минимизировать. Я больше не хочу обсуждать прошлое. Мне неинтересно ничего, что с тобой связано.