Отец Феона. Тайна псалтыри
Шрифт:
– Всё так, – ответил библиотекарь, оправившись от невольного смущения, вызванного неудобным вопросом, – но после того, как у нас пропало несколько летописных сводов и «Диалектика» преподобного Иоанна Дамаскина , подаренная обители патриархом Филаретом , отец-наместник строго указал книги в кельи монахам давать только с его личного благословления. Возьми разрешение у игумена, и я с радостью отдам тебе псалтырь.
– Прости, Маврикий, не в этот раз, – развёл руками Феона, – Я спрошу отца Иллария!
Как умный человек он сразу понял, что разговор окончен, и учтиво откланявшись, направился к выходу из библиотеки,
– Доброго здоровья, отец Дасий! – с порога попрощался Феона закрывая за собой тяжёлую дверь библиотеки.
– Спаси Христос! – задумчиво ответил библиотекарь и, обернувшись, поймал внимательный и хмурый взгляд инока Епифания, исподлобья брошенный на него.
Глава пятая.
Царский двор уже неделю пребывал в «Угрешском походе» . Частые выезды молодого государя на богомолье в скромную по столичным меркам Николо-Угрешскую обитель весьма изумляли лукавых и чопорных царедворцев, но поскольку от Москвы до неё было не более 20 вёрст, то многим выбор царя очень нравился. Для изрядно страдавших в дальних государевых паломничествах тучных, преисполненных степенной лени вельмож было это что-то вроде лёгкой прогулки за город.
Начальник Земского приказа , крепкий и жилистый как драгунский конь, Степан Матвеевич Проестев торопливо прошёл Святые ворота монастыря. Обогнув с восточной стороны Государевы палаты он, стремительно перепрыгивая через ступеньки, забежал на крыльцо и скрылся за массивной входной дверью. Не останавливаясь, он поднялся по узкой каменной лестнице на верх, в Успенскую церковь. Два выборных стрельца из государева стремянного полка попытались было бердышами перекрыть ему дорогу, но узнав, молча расступились, пропуская внутрь. С недавних пор Проестев получил особое право заходить к государю без доклада в любое время дня и ночи. Привилегия подобного рода многих при дворе раздражала, но пока с этим можно было только мириться.
Молодой царь стоял перед алтарём на коленях и прилежно, словно школяр, отбивал поклоны громкой скороговоркой произнося псалом:
Боже в помощь мою вонми, Господи, помощи ми потщися.
Да постыдятся и посрамятся ищущие душу мою.
Да возвратятся вспять и постыдятся мыслящие ми злая…
Проестев, не дойдя до Михаила пяти шагов, широко троекратно перекрестился и плюхнувшись на колени приложился лбом к деревянным доскам пола. Раздался звук словно вскрыли бочонок с мёдом. Царь невольно вздрогнул и, не донеся перстов до лба, удивлённо обернулся.
– А, это ты, Степан Матвеевич!
– Я, государь. Посыльный от игумена Пафнутия приходил. Сказывал, ты искал меня?
Михаил задумался.
– Так, то утром было! – произнёс он озадаченно.
– Прости, государь, как узнал, так сразу поспешил.
– Ладно. Не суть, – милостиво махнул рукой царь.
Он натужно поднялся с колен и, слегка подволакивая ногу, направился к скамейке, стоящей у стены напротив алтаря. Присев на край, он хлопнул ладонью по зелёным, крашенным доскам, приглашая Проестева сесть рядом.
– Жалуются на твоих приставов купцы английские. Говорят,
– Всё помню, государь! – удручённо развёл руками Проестев, – Так ловчат же, пройдохи! С мошенниками дело имеем! У них по договору привилегии у сотни купцов, а пользуются все, кому не лень. Обидно, право слово!
Михаил молчал, задумчиво ковыряя пальцем свежее восковое пятно на подоле своего станового кафтана . Ободрённый его молчанием, Проестев продолжил уже более твёрдо и уверенно:
– Великий дед твой, царь Иван Васильевич почему англичанам беспошлинную торговлю даровал? Потому, что других не было. Сейчас иное время. Немцы, французы, датчане, голландцы все здесь и все платят, а англичане нет. У них видишь ли на то исконное право! Тронешь выжигу – визжит как свиньи на бойне, а проку с него как с коня кумысу! Голландцы, государь, за год по шестьдесят судов к нам шлют, а англичане и двух десятков не наберут, а пошлину не платят. Несправедливо это…
Начальник Земского приказа не на шутку разошёлся. Представив себе наглую рыжую ряху вечно пьяного английского фактора, он даже зашипел от возмущения.
Михаил никогда не повышал голоса. Никто никогда не слышал, чтобы он кричал и ругался грязными словами, но при этом он мог одной-двумя фразами, сказанными в свойственной ему спокойной даже усыпляющей манере, образумить самые горячие головы в своём окружении. Вот и сейчас царь, положив руку на плечо Проестева сказал тихо:
– Охолонись, Степан! Ты думаешь, я того не знаю? Мне купцы наши все уши прожужжали. Несправедливо? Да несправедливо! Но всему своё время. Сейчас оно самое не подходящее. Я с королевусом ихним Яковом договор союзнический подписываю. Страну из разрухи поднимать надо. Земли, поляками и шведами захваченные, освобождать. Враги вокруг. Без союзников в Европе никак не обойтись. Англичане помощь обещают. На договор согласны. Оружие и специалистов разных шлют. И это хорошо! Так что ты, Степка, лишний раз англичан не зли. Нужны они мне пока. Понял или нет?
– Понял, государь! – хмуро глядя в пол, ответил Проестев.
Михаил удовлетворённо кивнул и попытался встать с лавки, но Проестев удержал его вопросом:
– Так чего делать-то? – спросил он растерянно, – то что уже взяли, отдать им что ли?
– Зачем? – удивился Михаил, – что взяли, то взяли. Почём кстати?
– Да не дорого, государь, – как от чего-то несущественного отмахнулся Степан, – Малой пошлиной обошлись. Всего по 8 денег с рубля.
– Ну и ладно. Казне любая копейка прибыток, – хитро улыбнулся Михаил, – а вот не подпишет Яков договор, тогда с англичанами совсем другой разговор будет. По справедливости!
Полагая, что разговор окончен, царь встал с лавки и, прихрамывая, тяжёлой поступью направился к алтарю, желая продолжить прерванную молитву. Проестев, неловко кашлянув в ладонь, тихо произнёс:
– Государь, позволь мне ещё занять немного твоего времени?
– Что-то важное? – спросил Михаил, возвращаясь обратно на лавку и внимательно глядя в глаза начальнику Земского приказа.
– Думаю, да! – ответил тот, доставая из-за высокого голенища сапога бумажный свиток с болтающимися на верёвке двумя сломанными красными печатями.