Отец и сын (сборник)
Шрифт:
Тарасенко приняла из его рук несколько листков, скрепленных спичкой с обожженной головкой, быстро просмотрела их и, довольная, возвратила листки начальнику штаба.
— Да, вас нельзя назвать бедными. Для батальона такой запас медикаментов — редкость, — сказала Тарасенко, глядя на Власова.
— А главное, товарищ военврач, что все цело. Я так сказал бойцам: ну, товарищи, врача нам не посылают, лечить вас некому, и потому не хворать. И знаете, без вас у нас не было ни одного больного, — рассмеялся Тихонов.
И Тарасенко
— Операционную можно развернуть, по-моему, у санитаров в околотке. Надо, Власов, распорядиться, чтобы там, во-первых, протопили, а во-вторых, приготовили лампы и чистое белье, — проговорил Тихонов.
Буткин утвердительно закивал головой, а Власов вскочил и прищелкнул каблуком в знак того, что приказ комбата ясен и будет исполнец.
— Я все-таки хотела бы осмотреть околоток сама, — настойчиво сказала Тарасенко.
— Что ж, это можно, — поднялся Тихонов и вдруг по-женски всплеснул руками: — Боже мой, да ведь вас покормить надо!
— Потом, товарищ капитан, потом. Пойдемте, пожалуйста.
Раздался взрыв. С потолка на столы посыпалась земля.
— Королев сигналить начал, — сказал Власов.
21
Способ отогревания ног, предложенный Петуховым, оправдал себя целиком. Для большего эффекта Егоров подал команду: «Бегом на месте!»
Через несколько минут Соколков доложил о своих ощущениях:
— Тепло от ног, товарищ лейтенант, начинает разливаться по всему телу.
— Точно! — подхватили другие.
— Еще бы! Это до нас с вами задолго люди испробовали, — проговорил Петухов.
Двигались по-прежнему по прямой, то и дело взбираясь на сопки и спускаясь с них. Это еще больше замедляло движение, но зато и давало гарантию правильности и краткости пути.
К вечеру ветер немного ослаб, но стало холоднее. Снегопад поредел. Видимость увеличилась. Сквозь крутящиеся снежинки проглядывали очертания сопок. Однако продолжалось это недолго. Сумерки словно подстерегали где-то неподалеку и вскоре смешались со снегом, плотно облегли всю степь. Бойцы устали, шли в суровом молчании.
По расчетам Егорова, еще час назад они должны были войти в падь Ченчальтюй, но пока на это не обнаруживалось никаких намеков.
— Послушай, Подкорытов, мы не сбились опять с направления? — спросил Егоров проводника, шедшего теперь рядом с командиром роты.
— Нет, товарищ лейтенант. Направление мы выдерживаем как по струне, но пройти могли. Где же в такой темноте наши землянки рассмотришь. Они бы там догадались да костерок разложили, — проговорил Подкорытов.
— Костерок! Было бы из чего его сложить… Сегодня комбат сократил топливный паек как раз вдвое, — сказал Егоров.
Вскоре рота с большим трудом поднялась на высокий хребет. «Да, опять сбились, этого каменистого хребта я никогда поблизости не видел», — невесело раздумывал Егоров.
Вдруг порыв ветра донес до них откуда-то со стороны отзвуки взрыва. Его услышали все, и рота остановилась без всякой на то команды. Ждали несколько минут, не повторится ли взрыв, но ожидания были напрасны. Двинулись дальше. Не успели еще спуститься с хребта, раздались новые взрывы. К счастью, в эти мгновения ветер чуть-чуть призатих, и легко можно было определить, откуда идет звук.
— Я говорил, что мы уже прошли падь Ченчальтюй. Так оно и есть, — сказал Подкорытов.
— Надо взять круто правее, и тогда мы как раз выйдем к гарнизону, — отозвался Егоров.
— А может быть, это не наши рвут, а японцы, — усомнился кто-то вслух. Но эта мысль показалась всем неосновательной, и ее единодушно отвергли.
— Что, вы не знаете комбата и комиссара? Они уже теперь наверняка сами по степи рыщут в поисках нас, — проговорил Егоров, про себя подумав: «Ну, кажется, влепят мне комиссар с командиром за это путешествие… Пусть… Только бы никто не поморозился».
Через полчаса взрывы послышались опять. Они были уже ближе, и это всех сильно приободрило. Когда поднялись на одну из сопок, то увидели взлетающие в небо красные ракеты.
Егоров знал, что ракет в батальоне очень немного, хранились они для оперативных целей, и то, что Тихонов разрешил их расходовать, говорило о том, как велика в гарнизоне тревога за третью роту.
— Наседкин, ну-ка дай полувзводом залп. Пусть внают, что мы от них уже недалеко, — приказал Егоров.
Рота остановилась. Наседкин вывел в сторонку два отделения, скомандовал, бойцы вскинули винтовки, выпалили боевыми в небо.
В пади Ченчальтюй, должно быть, расценили этот залп как вопль отчаяния. Послышались один за другим четыре взрыва, и ракеты, разрывая темноту и снеговую наволочь, снова взлетели высоко в небо.
— Ну, как самочувствие, товарищи? Никто еще не поморозился? — обратился Егоров к бойцам, повторяя эту фразу за время движения по меньшей мере в сотый раз. По теперь приободрились и те, кто вначале приуныл не на шутку.
— Берегите, товарищи, лица, а то темно и можно без носа и щек остаться, — предупредил Егоров.
Бойцы принялись дыханием согревать руки и растирать лица.
Падь Ченчальтюй оказалась гораздо ближе, чем можно было предположить по звуку.
Роту встретили метров за двести от землянок. В сумраке Егоров рассмотрел группу людей, стоявших в кучке. Кто-то один отделился от нее, шагнув навстречу Егорову.
— Тяжелые случаи обмораживания есть? — прозвучал женский голос жестко и требовательно.
«Это еще что за начальство?» — промелькнуло в уме Егорова и, прежде чем ответить, он осведомился: