Отец моего жениха
Шрифт:
Я не знаток женских душ, но сейчас уверен: оте смущение и растерянность, которые были написаны у нее на лице, когда я ее отпустил, не были наигранными. И такое поведение снова выбивается из образа рязанки, который я себе нарисовал: расчетливой и меркантильной. Такая беззащитность была в ее глазах…Ну не сыграть такого, черт, не сыграть. Да и не пыталась она меня соблазнить. Слишком часто меня соблазняли, чтобы я не смог отличить фальшь от искренности. Девчонка меня хотела.
Одно хорошо — что все-таки сдержался. Значит, не окончательно потерял контроль.
Конечно, рассказать сыну, что пока он лежал в больнице я чуть на кухонной столешнице девушку его не трахнул, решило бы проблему с расстройством свадьбы, но кем тогда я буду? Сам к девчонке ведь полез, а мог просто уйти. Да и сына из-за такого поступка могу потерять. Я бы такое сам вряд ли бы простил.
А потому я решаю пустить все на самотек. Пусть съезжают, если хотят. Надо уметь вовремя остановиться — я и так столько дров наломал, что годами не разгрузить.
Чувство вины заставляет меня изменить маршрут: я разворачиваюсь на светофоре и еду к сыну в больницу.
— Привет, пап, — Дима поднимается с кровати и улыбается, и мне стоит усилий продолжать смотреть ему в глаза.
Никогда не был даже в близко отвратительной ситуации. Эх, куда ж ты, Серега, полез? Димка ребенок ведь еще совсем, жизни не нюхал. Каково ему будет узнать, что его родной отец ему такую свинью подложил?
— Как самочувствие? — подтаскиваю стул к койке и сажусь, — Швы все еще болят?
— Лучше уже. Юлька мне какое-то тибетское обезболивающее привезла, после него гораздо боль уменьшилась.
От упоминания ее имени мне становится не по себе. И снова думается: вдруг она все это время к Диме со всей душой, а тут сорокалетний мужик из Лондона приехал и ботинками от Джона Лобба по их отношениями прошелся.
— Ты денег на квартиру просил. Я тебе сегодня их перечислю. Пробуйте, я мешать не стану.
Пусть пытаются. Может, и делать ничего не нужно будет. Поживут и увидят, что брак это сложнее, чем им обоим представляется.
— Оу, пап, — расцветает Димкино лицо. — От души. Спасибо.
Такой ребенок все-таки он еще. Я в его возрасте первую фирму открывал и отцом трехлетнего сына уже был. Нет, ничего он не должен узнать.
— Тебе может нужно что-нибудь? Могу водителя к тебе из «Серпа и Молота» прислать.
— Юлька все привозит мне, пап. Мама сегодня заезжала — какие-то детокс коктейли привезла. Вряд ли мне их можно, конечно, — усмехается.
— Ну она, по крайней мере, старалась.
— Ага.
Вот и все. Пять минут, а я уже не знаю, о чем беседовать с собственным ребенком. Может, потому и откупался всю жизнь деньгами.
— Дела ждут, — я поднимаюсь со стула и протягиваю сыну руку. — Твой лечащий врач сказал, что тебя выписывают завтра в десять. Я за тобой заеду.
— Окей, пап. И Юльку тогда захвати.
Ну куда уж я без нее. А вслух говорю:
— Если захочет поехать со мной — пусть сообщит.
Я выхожу за дверь, машинально доставая телефон, чтобы сделать звонок в офис, и глаза упираются в Юлю, идущую по коридору: обнимает себя руками, лицо бледное и напряженное.
Замечает меня и, дернувшись, застывает на месте. За секунду перед глазами проносится ее искаженное оргазмом лицо: приоткрытые губы и расширенные зрачки; а пальцы ощущают твердость сосков. Нет, это просто пиздец какой-то.
— Я уже ухожу, — говорю, поравнявшись с ней.
Пряча глаза, рязанка съеживается и быстро семенит в палату.
Юля.
Я иду по длинному коридору центральной городской больницы, ощущая металлический привкус крови на языке. Пронзительное чувство вины вытащило наружу инстинкт пираньи — я не могу перестать кусать губу.
После произошедшего утром я не смогла сразу поехать к Димке. Мне было необходимо время, чтобы прийти в себя и выстроить в голове план дальнейших действий. В итоге прошло целых две пары, а озарения не случилось – я по-прежнему не знаю, куда деть себя от стыда за неконтролируемый срыв.
Во время лекции по аудиту я впервые не слушала преподавателя, а бездумно рисовала в тетради звездочки, пока в голове то и дело всплывал образ Сергея – его почерневший взгляд, которым он смотрел на меня; сильные руки, ласкающие мое тело, внушительная эрекция, обжигающая промежность, и исходящее от него желание, заставившее меня поверить, что он, так же как и я, себя не контролировал. И следом за этим воспоминанием, звучали те его слова: острые как лезвие бритвы, от которых щеки начинали пылать. Все равно с кем. В его глазах я была выглядела низкосортной дешевкой, готовой переспать с кем угодно.
Единственное, к чему я пришла по дороге в больницу к Диме – никакой свадьбы у нас не будет. И нас с ним не будет, потому что всё это неправильно и мерзко. Не заслужила я такого хорошего мужа как Димка, потому что худшего поступка по отношению к нему совершить невозможно.
Когда я поднимаюсь на нужный этаж и замечаю выходящего из палаты Сергея, сердце проваливается куда-то в колени. Черт, ну почему сейчас? Почему, я все время наталкиваюсь на него? В кончиках пальцев начинает привычно покалывать, ноги перестают меня слушаться, и я, замерев на месте, беспомощно смотрю, как Сергей движется ко мне. Не шевелюсь даже, когда он останавливается и внимательно смотрит на меня своими синими глазами.
Сердечный ритм сбивается и звучит как-то рвано: то пропускает несколько ударов, то нагоняет и бьет слишком часто и быстро. И моё наваждение при одном только взгляде на него никуда не исчезает – напротив, накатывает новой волной и растекается огненным жаром по телу. Пытаюсь одернуть себя, чтобы перестать смотреть на его лицо, которое видела так близко всего несколько часов назад, на широкие плечи, которых могла беспрепятственно касаться, и на губы, которые так жадно меня целовали, пробуждая неведомые ранее эмоции. Пытаюсь и не могу, до тех пор пока не слышу его низкий спокойный голос: