Отец смерти
Шрифт:
Мы отправили курьера к Алгавиру с донесением о наших победах. Вернувшись, он доложил, что натиск трупов становится все сильнее. Однако, потери с нашей стороны едва ли составляют пятьдесят стражников. Количество убитых врагов исчислению не поддается.
Наши стражники приободрились, поскольку они готовились к тяжелому и кровавому бою, а пока все это выглядело как развлекательная прогулка со стрельбой по мишеням.
Но скоро мы поняли, что обрадовались рано. Со стен стали кричать, что с того берега приближается волна огня. Мы оглянулись и увидели, что туман окрасился в ярко-оранжевый цвет.
— Что бы это могло быть? — спросил Алан у Гриалира.
— Не могу представить. Очень похоже на быстро распространяющийся пожар.
Повинуясь одному лишь инстинкту, я побежала в сторону набережной. Алан и Гриалир стояли в этот момент спиной ко мне, и потому, наверное, даже не успели заметить, куда я исчезла.
Я бежала по улицам города мертвых, иногда поскальзываясь на брусчатке, цепляясь за углы зданий на поворотах кривых улиц.
Воины Алгавира горели, словно факелы. Приглядевшись, я поняла, что не все. Но многие. Очень многие. А из реки продолжали наступать трупы, источающие смрадный запах, одетые в лохмотья, вооруженные ржавым оружием. Они шли и шли сплошным потоком: мужчины и женщины, в том числе наездницы на амфибиях. Они убивали и вгрызались зубами в еще трепещущую плоть погибших солдат. Я увидела Алгавира, смахивающего пламя со стоящих рядом солдат и бросилась к нему.
— Что случилось?
— Волна огня. Не могу объяснить, как это было сделано. Но у нас большие потери. А как у вас?
— Мы отбили вторую атаку. Третьей еще не было. Я прибежала помочь.
Трупы были уже рядом.
— Где камни, Алгавир?
— В одном из тех сундуков, — он показал рукой в сторону двух десятков больших сундуков, которые громоздились посреди набережной. — Они в тылу, и отряд, который охраняет их, почти не пострадал. Огонь распространялся по мосту, а потом растекся в стороны.
— Это может повториться, — сказала я. — Надо пойти через мост и попробовать уничтожить это адское оружие.
— Тебе туда нельзя! Вставай рядом со мной и сражайся.
— Дай мне сто человек, Алгавир! Иначе я возьму их из отрядов, которые охраняют ворота.
— Ну хорошо. Что с тобой поделаешь! Пентиал! Возьми сотню людей и помоги Анфисе!
Мы пробились к мосту, разбрасывая в стороны безмолвно рассыпающиеся на части трупы, и взошли на него. Двигаться надо было как можно быстрее, чтобы следующая волна адского пламени не превратила нас в пепел. Как я и ожидала, нам удалось перейти на ту сторону: прозрачные стены, не позволявшие живым пересекать границу города мертвых, исчезли. Нас никто не встречал. Видимо, основные силы участвовали в атаке.
Это была удача. Или ловушка.
— Анфиса! Анфиса! — это был голос Алана, который раздавался с моста.
Я обернулась. Он бежал за нами, сломя голову, и смешно путался ногами в ножнах.
— Я потерял тебя и боялся не успеть.
— Тебе лучше не кричать здесь, — сказала я. — У нас, между прочим, разведывательный рейд, и мы вовсе не хотим, чтобы нас заметили раньше времени.
Я с одной стороны была рада, что Алан здесь, с другой злилась на него: если он погибнет на этом берегу, я буду чувствовать себя виноватой в его смерти. Я посоветовала ему держаться рядом со мной, и мы двинулись по улицам города. Я вспоминала карту, виденную на совещании командиров. Улица, которая вела к мосту, выводила прямо к подземелью музыкантов.
Стоило нам сделать несколько десятков шагов по ней, как звуки боя растаяли вдали, и нас окружила глубокая тишина. В полном мраке шли мы, натыкаясь на груды гниющего мусора, и уже не понимая, где мы находимся. Вдруг впереди засияло оранжевое пятно.
— В боковые улицы! — громко скомандовал Пентиал.
Мы разбежались в стороны, я спряталась в глубокой нише, в которой раньше, наверное, стояла статуя. Алан забежал за угол здания. Ослепительный поток пламени прокатился мимо меня, опалив душным жаром. Я закрыла лицо руками, отвернулась к стене, и чувствовала, как в течение нескольких долгих, очень долгих мгновений моя спина буквально поджаривается. Потом я оглянулась и увидела, что мой плащ горит. Быстро сбросив его на землю, я выпрыгнула из ниши. Алан помог мне потушить тлеющую одежду.
— Почему ты не побежала со мной? — спросил он. — Тебя опалило.
— Пустяки, — сказала я. — Спина не обожжена.
— Но ты же горела!
— Я ношу под кольчугой рубаху из веревок, чтобы не испытывать жара или холода, идущего от доспехов. Поэтому огонь повредил только плащ.
Он кивнул головой. Из укрытий стали появляться стражники. Некоторые легко обожглись, но под поток огня не попал никто.
— Вперед! — скомандовал Пентиал. — Уничтожим это оружие, что бы оно собой ни представляло!
Мы спустились в подземелье и оказались в большом зале. В тусклом, неверном свете факелов было видно, что двигаться дальше можно по одному из трех направлений.
— Нам туда, — сказал Алан.
Мне оставалось только довериться моему спутнику. Он шел, уверенно поворачивая в узких коридорах. Скоро мы услышали звуки этой тоскливой, вынимающей душу музыки и вышли в сравнительно просторный зал, освещенный сверху рассеянным светом. И там были они.
Музыканты, одетые в длинные балахоны, кое-где свисающие с их худых тел лохмотьями, играли на своих инструментах.
Вернее, четверо играли, а пятый колдовал над каким-то хрустальным шаром, внутри которого все ярче и ярче разгоралось сферическое пламя. Видимо, они каким-то образом выпускали это пламя наружу из своего устройства. Недолго думая, я выстрелила по шару из арбалета.
Шар разбился, пламя вырвалось наружу и опалило троих музыкантов.
Их тела зашипели и, словно бы расплавились. Они превратились в ужасно вонючие пузырящиеся лужи на полу подземелья. Но, к моему удивлению, не прошло и мгновения, как они, все трое, появились из дальней части зала.
Пентиал и Алан стояли по бокам от меня, сзади полукругом выстраивались воины, направляя стрелы арбалетов на противника.
— Вы не уйдете отсюда живыми, — сказал один из музыкантов. — Оставьте надежду.
— Я следую своей собственной судьбе, — ответила я. — И не ты ее направляешь.
Он заухал и забулькал. Я поняла, что это означало смех.
— Ты смелая демонесса! — прохрипел он. — Чего ты хочешь?
— Хочу, чтобы ты перестал хотеть невозможного и смирился с невозможностью победы, — ответила я.