Отец смерти
Шрифт:
— Ты выпустил воинов глубин! — кричал Карахман.
— Почему ты не стал Десятым Императором, взял бы себе прозвище Юбилейный?..
— Я защищаю саму основу этого мира! — кричал Карахман.
— Ты лжец. И лжешь даже перед лицом собственной смерти. Ты сражаешься с одним из тех, кто стоит в основе этого мира, — отвечал я, сбивая с головы противника шлем, в котором наверняка был установлен реинкарнатор. — Я отниму твою жизнь! Я сойкеро. А ты всего лишь Четвертый Император.
Он совершил только одно неверное движение, и его меч Алгрениум не сумел это исправить. Адил вонзился в грудь Карахмана. Я отдал своему мечу приказ раскалиться докрасна, чтобы сделать последние минуты жизни Карахмана особенно приятными.
Маленькая голубая молния возле левого уха моего противника — и его тело обмякло. Я наклонился над его головой. Я привык, что реинкарнатор прячут в теменной части шлема. Реинкарнатор Карахмана выглядел как маленькая заколка в волосах. С такой моделью я сталкивался впервые. Значит, дядя ускользнул. Оставив на поле боя свой меч, кинжал с изображением Отца и Матери, а также свою личную гвардию. Отлично, дядя. Я расскажу об этом Матери Ветров, когда увижусь с ней.
Увидев, что их император мертв, личная гвардия обратилась в бегство.
Я крикнул своим спутникам, чтобы они не преследовали их. Путь был свободен.
— Элексигаль, ты сумеешь передать Алгрениум другому владельцу? — спросил я.
— Надо посмотреть, брат, — он взял в руку меч Карахмана. — Да, защита не такая уж сложная. Думаю, справлюсь. А кому ты хочешь его передать?
— Анфиса, подойди сюда, — подозвал я.
Она подошла, вся разгоряченная битвой, забрызганная кровью врагов.
— Что, Крит?
— Твой меч не слишком хорош, — сказал я, указывая на многочисленные зазубрины, оставшиеся на клинке. — Однажды он может подвести тебя. И все потому, что он лишен разума. Посмотри, например, на клинок Алана, или на мой собственный. Они сохранили идеальную режущую кромку. Я хочу передать тебе этот меч. Разумеется, после того, как Элексигаль сделает его твоим.
— Он, может быть, слишком тяжел для меня, — сказала Анфиса, рассматривая клинок Карахмана.
— Умные мечи тем и хороши, что они изменяют свои размеры точно под потребности хозяина, — улыбнулся я, пряча в ножны Адил. — Элексигаль, сколько тебе потребуется времени для этого?
— Сколько пройдет от одного мига до другого, — улыбнулся тот моему вопросу. — Путешествия в глубинные миры не занимают времени.
Я рассмеялся в ответ.
— Путь свободен! Вперед!
Элексигаль уже протягивал меч Анфисе:
— Примерь его, демонесса. Если что не так, скажи… И вот что, тебе придется научиться с ним разговаривать. Как с живым существом.
Анфиса взяла в руку меч, еще недавно принадлежавший Карахману.
— Спасибо, — произнесла она одними губами, в то время как ее глаза восхищенно скользили по блестящей поверхности изящно изогнутого клинка.
— Его имя Алгрениум, — сказал Элексигаль. — Запомни хорошенько.
Мы подошли к Восьмым Вратам уже в полной темноте. На небе сияли звезды. И сияли сами Врата, внутри которых переплетались друг с другом восемь янтарных нитей.
— Здравствуй, Октосиаль, — сказал я. — Я пришел со своими спутниками.
— Вижу, ты даже перевыполнил свое задание, Крит.
— Это было нетрудно.
— Хочу предупредить тебя, Несущий Смерть Всем, Кто Стоит На Пути. Ты должен будешь сделать выбор в Восьмой Зоне. Иначе охота воинов новой смерти будет успешной. Ты понял?
— Отец создал новую смерть? Как называют ее воинов?
— Их называют фуэко. Они отнимают жизнь у бессмертных.
— Но, Октосиаль, не опасается ли Отец, что это оружие начнет действовать против него?
— Опасается. Но тебя он опасается больше. Меня очень беспокоят эти фуэко. Их всего трое. И они женщины со странными лицами. Тебе будет трудно выдержать их взгляд долго. Твоя душа слишком открыта. Запомни, если ты сделаешь выбор в Восьмой Зоне, ты избавишь вселенную от сестер фуэко, а себя — от страшной гибели. Сделай свой выбор, Крит.
— Но чего будет касаться этот выбор? — спросил я.
— Сделай то, что должен сделать, Крит. Проходи быстрее. И твои спутники пусть проходят. А я пока буду петь.
Октосиаль запела старую песню. Одну из тех, что я слышал еще в ветвях Матери.
Долина, полная Ветра, В которой теснятся формы миров, Пронизанная лучами жизни, Согретая огнем желаний, Овеянная дыханием снов, Готовая излиться, как чаша, На лицо меняющегося мира, Тебя я вижу, долина жизни, Тебе я оставляю свое нежное сердце. Там, где ночь превратится в день, Там, где сила станет слабостью, Там, где любовь ничего не будет значить, А все решит только рука судьбы, Я войду в тебя, долина жизни, Я буду толчком, который придаст Вселенной форму, Я буду Ветром, летящим над Вратами, Меняющим Зоны одну за другой. Я буду свободой и силой, Я буду даром и надеждой. Я буду всем, что так необходимо Тому, Кто Идет По Пути.Из моих глаз потекли слезы, и я шагнул сквозь Врата. С той стороны тоже было темно. Но я мог разглядеть сгустки тьмы, иногда скрывающие от глаз звезды. Я стоял спиной к пленке, разделяющей зоны, передо мной расстилалась почти такая же равнина, как та, по которой мы шли к Восьмым Вратам. Сгустки странной тьмы мелькали перед глазами, но никакой опасности я не чувствовал.
Анфиса появилась следом за мной, потом показались Алан, Моргульский, Лаэрций и Элексигаль.
— Предлагаю развести костер, — сказал Моргульский. — Идти в темноте по незнакомой местности было бы ошибкой.
— Согласен, — сказал я.
— Отлично! — воскликнул Элексигаль, выпуская из своей руки сноп огня, озаривший долину.
Наверное, зря он это сделал, потому что сгустки тьмы внезапно пришли в движение и набросились на огонь, почти скрыв его от наших глаз.
— А! Здесь кто-то есть! — воскликнул Элексигаль, выпуская из половинки своего рта в темное небо целый фонтан огненных искр.
— Вот это фейерверк! — засмеялся я. — Брат, побереги свой огонь!
— Это единственный способ отвлечь их от костра, поверь! — крикнул Элексигаль.