Отец
Шрифт:
Вика расслабленно повела плечами и выразила на лице обиду и пренебрежение. Это заметил остроглазый Отнякин.
— Поручаю этого автора вам, Женя, — сказал Отнякин. — С тем вас и оставляю: у меня еще одно деловое свидание — боюсь, не ушел бы товарищ. — Он пошагал вслед за директором.
Директор был плечист и широк всей фигурой. Золотисто-соломенную шляпу он сдвинул на затылок. «Соломенное солнце над парусиновым облаком, — задорно подумал Тихон Тихонович. — Фигура емкая, но не сильная, — продолжал он свою мысль уже серьезно, всматриваясь в директора и замедляя шаги. — А ведь работает он много, честно. Сейчас обошел завод. Это у него закон. Кого-то ругал, кого-то
Директор представился Тихону Тихоновичу человеком, попавшим в рабство многочисленных обязанностей и не сумевшим встать над ними. Он просто их исполнял, вез на своих плечах воз поклажи обязанностей — вроде росчерков своей фамилии на банковых чеках, на всевозможных планах, под приказами, договорами; таких обязанностей, как посещение всяческих собраний вплоть до выпускного вечера в школе, до сидения в президиуме на открытии детских лагерей. А кроме того: он депутат горсовета, член горкома и райкома… Для того чтобы всюду быть «на уровне», нужно быть человеком-машиной. Железным, стальным, закаленным сутолокой обязанностей. А ведь он к тому же еще и отец семейства. Разве все это в том количестве, в каком лежало на директоре, не отдается человеку большой жизненной усталостью?
И вот этот усталый человек честно кладет свою недюжинную силу, чтобы с виду достойно держаться на том месте, на которое вознесла его жизнь. И сознавая свою усталость, верить, что он так и должен стоять на своем месте, что он лишь своим существованием участвует в большой всенародной жизни. Как это странно…
Тихон Отнякин, всматриваясь в жизнь завода, вникая в его производственную атмосферу, не мог не понимать, что весь завод нетерпеливо, почти в крик требует решительного обновления.
Время от времени на завод поступали новые, более современные станки, но их было недостаточно. Будто бы это и показывало, что коллектив в совершенствовании производства и обновлении завода должен прежде всего надеяться на свои силы.
И, казалось, коллектив понимал это.
Неутомимо работали умы изобретателей и рационализаторов, о чем гордо упоминалось в официальных отчетах и торжественных рапортах. Какая-то часть предложений получала жизнь и приносила явную пользу. Но была на заводе и какая-то невидимая злая, сковывающая это стремление к улучшению производства, сила. С этой силой и боролся коллектив. Рабкоры писали гневные заметки о бюрократах и зажимщиках инициативы. На собраниях разгоралась жаркая критика неполадок и непорядков, но от этого было мало пользы. Злая сила, как казалось Отнякину, была невыявленной, невидимой и ускользала от смертельных для нее ударов.
Была на заводе бездействующая автоматическая линия для сборки веретенных подшипников. Эту линию установили в конце прошлого года с явными конструктивными недостатками, лишь бы доложить к первому января о введении на заводе технического новшества и отчитаться в ассигнованных на него средствах. А уж коли это было сделано, то директивные органы увеличили план выпуска продукции на этом участке. А как же иначе? Линия давала возможность повысить производительность труда.
В действительности же участок попал в жестокий хронический прорыв, а подшипники там продолжали собирать вручную бригадным методом. «Один раз очки втерли, а теперь уж не выпутаться
Вникая в производство и дальше, он увидел, как неудобно в иных цехах расставлены станки: детали там блуждали из конца в конец цеха. Почему бы, казалось, не переставить станки в порядке последовательности операций? Образовался бы поток; можно тогда параллельно потоку наладить транспортный конвейер, а не таскать детали по всему цеху. Тысячи часов рабочего времени можно сберечь.
В голове Отнякина прочно засели услышанные от Жени слова Бутурлина о слабости и узости технической политики на заводе. Хотя Тихон Тихонович и не успел еще поговорить с Бутурлиным об этом, но все больше и больше понимал глубокий смысл его слов. На заводе имелся перечень работ по техническим усовершенствованиям на год, но никто всерьез не брался и не отвечал за выполнение этого плана. Холодок на заводе к техническому прогрессу был явным. Этим объяснялось то, что во всей подшипниковой промышленности страны завод числился в самых отстающих.
И что бы на заводе ни делалось для мобилизации коллектива, Тихон Тихонович не мог не признаться себе, что в организаторской и политической работе на заводе есть изъяны и больше всего формализма.
Уже при первом знакомстве с заводом Тихон Тихонович почувствовал странную усталость не только в директоре завода. Ему показалось, что некоторые люди завода, пережив какое-то трудное время, совершив какую-то титаническую работу, все еще никак после того не наберутся сил, чтобы взяться за последующие дела, будь даже эти дела самыми простыми, как, например, уборка грязи в заводских цехах.
Безусловно, годы войны были тяжелыми временами, и они, конечно, оставили в людях усталость. И вот эта-то усталость у иных переросла в лень духовную, она-то и была злой силой сопротивления новому в некоторых людях — и в простых рабочих и в командирах производства.
Видел Отнякин и тех, кто был бесповоротно в плену у старого, и тех, кто рвался из этого плена. И были люди, совсем не знавшие этого плена. Это были, по его мнению, самые сильные и дерзновенные люди. Коллективом сильных людей, безусловно, была и бригада Соколова.
«Серьезный и грамотный мастер Соколов, — думал Тихон Тихонович, бредя в некотором отдалении вслед за директором и главным инженером. — Преследовать судом общественного мнения расхитителей рабочего времени. Правильно сказано. Сергей Антонович, видать, советуется с Лениным. И как верно он сказал о необходимости быть стойкими перед случайными обстоятельствами, унижающими труд. И как боится, чтобы его не подняли на „щит славы“. Напечатай полосу целиком с похвалами его бригаде — и это его оскорбит. Наверно, для Соколова плохо работать — это все равно, что быть плохим отцом, не любить природу, вообще не наслаждаться жизнью, жить некрасиво. Это же о нем, кажется, Женя рассказывала, что он вдовец и растит двоих детей сам? Да, о нем… И вдруг бы о нем написать как о примерном вдовце?! Оскорбительная нелепость…»
Тихон Тихонович знал, что на заводе и до него шла борьба, что она продолжается и будет продолжаться, если бы Тихон Отнякин и не был на заводе. Но он также знал и то, что эта борьба в нынешних обстоятельствах жизни разгорится сильней и будет все разгораться. И в этой борьбе будут большие победы. Соколов и его бригада представились Отнякину будущими победителями. Соколов холодно отнесся на собрании к редактору, но это только порадовало — значит, надо заслужить от него доброжелательность, а пока Отнякин определил себя в союзники к Соколову.