Отец

Тера Ли

В этом году Джоан исполняется шестьдесят лет. Определенный рубеж. Многие старички из дома престарелых сказали бы ей, что жизнь только начинается. Но для нее все закончилось сорок лет назад, когда она взяла на руки крохотное окровавленное "чудо". Девушка вглядывалась в сморщенное личико ребенка и пыталась понять, в какой из множества складок спрятан материнский инстинкт, о котором так часто повторяла ее мать.

В тот день, когда Джоан внезапно потеряла сознание и ей сообщили радостную новость, была гроза. Она хорошо это помнила, потому что, не дождавшись мужа с работы, сама поехала из больницы домой. Ветер хлестал в лобовое стекло, словно пытался разбить его в дребезги, деревья на обочинах дороги опасно накренялись в разные

стороны. Та же погода бушевала у девушки в груди. Ребенок? Это не входило в ее планы. Ей всего девятнадцать. Она вышла замуж только полгода назад. Джоан понимала, что замужество предполагает появление ребенка, но не так скоро. Она еще даже не свыклась с ролью жены, а теперь это. К счастью, девушка благополучно вернулась домой, хотя, как только она заперла за собой дверь, то поняла, что не помнит дороги. Сколько времени на это ушло? Двадцать минут? А может всего десять?

Муж предсказуемо обрадовался, услышав новость. Он крепко обнял жену и пообещал, что у них все будет хорошо. Джоан в этом сильно сомневалась. К тому же ее сомнения подкрепила тяжело протекающая беременность, большую часть времени девушка проводила в больнице или лежа дома на высокой двуспальной кровати. Скука и боль. Вот и все ее подруги в тот период. Она даже подумывала о том, чтобы отдать ребенка тому, кому он нужнее. И чем ближе подходил срок родов, тем все больше в Джоан росла уверенность в принятом решении.

Плод вышел на свободу на две недели раньше. Молодая женщина испытывала жуткую боль, которая как ей казалось приведет ее к смерти и в какой-то момент она даже обрадовалась этому: не придется строить из себя любящую мать. Но Джоан выжила, как и ребенок, ее сын. Маленький человек, которого она должна вылизывать как разродившаяся псина. Такой мерзости девушка еще не видела. Чувство отвращения, оставляющего противный привкус горечи на языке, не покидал ее следующие сорок лет.

Мальчик не страдал тяжелым заболеванием и не был уродлив. Что-то гнездившееся внутри него притягивало руки женщины к тонкой шейке, которую так легко свернуть. Только в последние секунды, когда ее длинные пальцы почти касались мягкой детской кожи, Джоан удавалось прийти в себя и ужаснуться губительным мыслям. Это же ее ребенок, он ничего не сделал и не заслужил смерти. А вдруг, в будущем из него прорастет зло, что делать тогда? В этом случае, несомненно, совесть замолкнет, и поучающий голос в ее голове наорет на нее и назовет трусихой, не способной завершить дело до конца. Каждый раз встречаясь глазами с сыном за завтраком по утрам после необъяснимых ночных порывов, мать читала в его взгляде одно: Я все знаю.

Когда Джоан поняла, что ей не выжить, оставаясь с ребенком наедине на протяжении долгих недель и месяцев, девушка упросила мужа дать ей возможность поступить в университет и заняться тем, чего она так яро хотела: психология. Муж согласился после долгих уговоров и сыну нашли няньку, а Джоан получала возможность ненадолго уезжать, избавляя себя от присутствия младенца. Она общалась с другими студентами, внимала преподавателям и засиживалась в библиотеке, изучая причины поведения людей. В такие моменты женщина не думала, что где-то живет и дышит ее ребенок, которого она терпеть не может. Девушка полностью погружалась в работу, надеясь в будущем помогать людям и возможно найти ответы на одолеваемые ее вопросы. К сожалению учеба закончилась слишком быстро, и счастье Джоан доиграло свою роль до конца.

В общей сложности скрываемые ото всех мучения продолжались долгих восемнадцать лет, затем наступило избавление - сын уехал в колледж. С того самого дня, как он сел в подаренную в честь окончания школы новенькую Хонду, Джоан его больше не видела, день его свадьбы она не брала в расчет. На ней присутствовало так много гостей, что они почти и не сталкивались. За следующие двадцать два года она почти забыла его лицо, из памяти стерлось звучание голоса,

а вчера он неожиданно позвонил. Женщина думала, что если это когда-нибудь и случится, то увидев на экране мобильного незнакомые цифры, она поймет, что это он. Видимо с интуицией у нее и впрямь проблемы. Джоан не задумываясь подняла трубку, и, когда прозвучали первые слова, застыла посреди кухни.

– Здравствуй, мама. Как поживаешь?
– елейным голоском произнес мужчина.

Один тон вызвал в Джоан волну отвращения. Он решил ее напугать? Только ни черта у него не выйдет, она его ненавидела, но никогда не боялась.

– Зачем ты мне звонишь?
– женщина посмотрела в окно в надежде не увидеть чужую машину.

– Я думал, ты соскучилась по мне за столько лет. По-моему, больше двадцати прошло, а я помню наши семейные обеды, будто это было вчера, - мужчина вздохнул, изображая глубокую тоску по давно минувшим дням. Не дождавшись ответа, собеседник сменил тон на более серьезный и заговорил, понизив голос:

– Хоуп пропала. Я хотел узнать, может она у тебя?

Джоан по спирали закрутило на тридцать пять лет назад, когда она прохладным утром сидела на пляже с маленьким сыном, вокруг только чайки, песок и стеклянная гладь моря. Они всей семьей тогда отправились в отпуск насладиться пляжами Вирджинии-Бич. Ее муж остался в отеле, жалуясь на несварение и Джоан пришлось самой отводить сына к морю. Чего ей стоило тогда столкнуть ребенка в воду и прибежать домой с криками, что ее мальчик утонул? Она этого делать не стала, жалость пересилила. А что сейчас? Ей хотелось закричать, чтобы весь мир услышал. Надо было придушить этого писклявого щенка, пока была возможность. Какая же она дура! Джоан не сомневалась: ее любимая внучка пропала из-за отца, это он виноват. Чтобы ты сгорел, ублюдок.

– Что значит пропала? Ты издеваешься надо мной?
– процедила сквозь зубы разозленная женщина.

– Ее нет, это случилось три недели назад, она не пришла в школу, и я...

– Стоп, стоп, стоп! Три недели? И ты звонишь мне только сейчас? Где твои мозги, Джеймс? Оставил в зале суда?
– Джоан разрывало от злости и презрения.

Она все еще не могла поверить, что девочка сбежала. Ведь все было хорошо, они разговаривали совсем недавно, и Хоуп даже смеялась. Женщина надеялась, что это хороший знак, будто человек, который улыбается шутке, не может планировать побег. Джоан, осознав, что это происходит на самом деле, почувствовала затапливающую ее вину. Почему она ни черта не сделала, не выпытывала у Хоуп информацию о ее настроении и здоровье. "Все нормально, бабуль". И такой ответ ее удовлетворил.

– Значит так, - продолжала женщина, - если ты не расскажешь, что сделал, я превращу твою жизнь в ад. Ты долго добивался всего, что у тебя сейчас есть. Но знаешь, сынок, чем выше ты стоишь, тем больнее будет удар о самое дно. Так вот, я сделаю так, что ты все потеряешь!

Голос Джеймса дрожал от многодневного напряжения и боли:

– Ничего я не делал! Она - подросток и просто показывает свой характер. И если уж мы говорим о вине, то вспомни как ты обращалась со мной, думала я не вижу твою ненависть или желание от меня избавиться? Я слышал ваш разговор с отцом в ту ночь, ты меня никогда не любила. И все, что сейчас происходит - на твоей совести!
– на последней фразе голос Джеймса внезапно сорвался до высоких нот, словно он готов впасть в истерику.

Джоан удивилась его реакции, она думала сына вообще уже ничего не трогает. Женщина зло усмехнулась трубку и, тщательно проговаривая каждое слово, сказала:

– Я тебя не любила, это правда. Не потому что я плохая мать. Просто я чувствовала, что ты - исчадие ада и я знала, что-то должно случиться. И знаешь, в чем я виню себя сейчас?

Джеймс задержал дыхание, ожидая ответа, будто от этого зависела его жизнь.

– Что не выскребла тебя из своего тела, пока ты еще был кровавым сгустком.