Отель «Калифорния»
Шрифт:
– Все на свете когда-нибудь случается в первый раз… Полис при себе?
– Нет, лежит дома.
– В Москве, – утвердительно спросил Громов.
– В Москве. Мне говорили, его возить не обязательно.
– Не обязательно, да, – он кивнул. – Но получив на руки протокол, вы должны как можно скорее заявить о страховом случае. Никто не знает, сколько времени займет ремонт, там много тонкостей, одна другой тоньше. Для заявления нужен номер полиса. Вы его, конечно, нигде не записывали – равно как и телефон компании на
– Нет, – женщина покачала головой, не обратив внимания на слова о времени ремонта. – И что мне делать?
– Вы можете кому-нибудь позвонить в Москву? Чтобы попали к вам домой, нашли полис и передали данные? Может, кто-то гуляет с вашей собакой, кормит вашу кошку, поливает ваши цветы, пока вы гостите в Казани?
– Не надо никому попадать. В Казани младшая дочь. Старшая разведена и живет со мной. Собаки нет, я сама хуже собаки. А ее кошку скоро убью, потому что она, сука, мне на кровати все покрывало обос…
Она осеклась, махнула рукой.
– Извините, матерюсь… Это от нервов.
– Понятно. Я сам еле сдерживался, когда вынимал вас из машины.
– А как вы догадались, что в моем доме есть кошка? От меня что, пахнет?
– Пахнет от вас французскими духами, – Громов усмехнулся. – И дорогой норковой шубкой. А кошка… Не знаю, сказал просто так. У многих дома есть питомцы: кошки, собаки, младенцы… Но хорошо, что собаки у вас нет. От них вонь и шерсть.
Потянувшись к панели, он убавил температуру печки.
Вдвоем в машине было гораздо теплее, чем одному.
– Ну ладно, черт с ней с этой кошкой, может, сдохнет, пока я езжу, – заговорила женщина. – В общем, позвоню дочке, продиктует все, что надо. Только получится поздно, она работает на телевидении, у них придурков день это ночь, а ночь это день.
– Когда получится, тогда и получится, – он махнул рукой. – Менты приедут, составят протокол, оставят копию. Дальше уже неважно. Когда достучимся до вашей дочери, будем звонить в страховую.
– Вы что, будете ждать?
Она повернулась к нему всем корпусом, духами запахло еще сильнее.
– Вам делать нечего со мной возиться? Со столичной дурой? Вы куда едете? Тоже в Казань?
– Через Казань, потом дальше на восток. Тоже поздно выехал из Москвы, собирался ночевать. И какая разница, где: в Казани или в Нижнем? Раз уж так вышло.
Женщина выпрямилась в кресле.
Несмотря на нелегкую фигуру, она казалась стройной.
– На трассе все водители братья, – добавил он. – И, как говорилось в одном поучительном фильме советских времен, чужой беды не бывает. Сегодня не помог ты, завтра не помогут тебе. А насчет столичной дуры… Дураков хватает везде. Я однажды поругался с женой …
– А вы женаты? – перебила она.
– Конечно, а вы как думали? Дочери двадцать четыре года, замужем, живет отдельно, сыну двадцать два, холостой и при нас… В общем, поругался, сорвался по делу – тоже зимой под вечер. И вот, на «Р-314»…
– А
Разговор отдалился от ситуации. Но это казалось нормальным.
– Региональная трасса «Уфа-Оренбург»… Так вот, там есть богом забытое местечко Зирган, трасса раздваивается – не ответвляется, а идет в две стороны, как буква «игрек»… Справа перед развилкой стоит силосная башня, ее видно издалека, водители заранее ориентируются, что надо принять в сторону. Но в тот вечер мела метель, как сейчас, я эту башню проглядел, и… Так что все под богом ходим.
Громов замолчал.
Пурга усилилась, по кузову «Нексии» шуршали ледяные струи.
Снаружи опустилась полная темнота, пробиваемая встречными фарами. Габаритные огни гасли, как угольки, брошенные в снег.
Казалось, машины чудом разъезжаются в мельтешащем мраке.
Но водитель эвакуатора, которого должна была предложить дорожно-патрульная служба, знал свое дело и мог подцепить «Ситроен» в любых погодных условиях.
–…В шестьдесят девятом году я пошла в школу…
– Что-что? – он не успел вынырнуть из мыслей. – Какая школа?
– Обычная.
– Обычная! – механически повторил Громов.
– Ну да, обычная. Микрорайонная. Я пошла в проклятую школу, до которой жизнь казалась раем. И было мне семь лет.
– Семь?
– Ну да. В этом году мне исполнится сорок семь, а вы любуетесь моими коленками.
– Я не любуюсь вашими коленками, а возмущаюсь вашими колготками, когда мне прохладно в толстых брюках, – возразил он. – То есть нет, конечно, коленками вашими тоже любуюсь.
– Врете, как почти всегда? – невесело усмехнулась женщина.
– Почти всегда, да. Но сейчас не вру. А что касается сорока семи, так мне уже пятьдесят семь… То есть нет, запутался, пятьдесят три. Но еще живу. А в шестьдесят девятом мне было тринадцать. Как сейчас помню – «Бриллиантовая рука» в прокате и девушки… «Мини-бикини’69». Наверное, тоже видели?
– Тогда – нет. В шестьдесят девятом я таких фильмов еще не смотрела. Меня водили на всяких «Золушек».
– А я помню, потому что…
– Извините, – перебила она. – Я, должно быть, кажусь сумасшедшей. Я разбила машину, мы сидим неизвестно где на дороге, ночь дремучая и пурга, нас вот-вот заметет насмерть, неизвестно, когда приедут гаишники и что будет дальше. А я несу какой-то бред насчет своей школы, в которую пошла в прошлом веке.
– Извиняться не за что, – Громов покачал головой. – Вы еще не отошли от шока. И все не так плохо. Прежде всего, вы живы. И сейчас не ночь, а всего шесть часов с небольшим, в январе рано темнеет.