Отказ не принимается
Шрифт:
А Воронцов знает в них толк.
Напряженным кончиком языка он терзает чувствительное местечко, а потом собирает выступившую патоку. Целует меня в срамные губы по-взрослому, с языком, и мои бедра раскрываются шире. Дырочка уже зудит, а Виктор пока даже и пальцем не трогает. Он доводит меня до метаний и всхлипов. Я не могу заставить себя попросить, но я уже изнемогаю от желания. Мне срочно нужно утолить эту нужду, терзающую меня. Она как спрут, засевший в глубине женского естества, протягивает свою отравляющие ядом похоти щупальца в каждую клеточку.
И вот
И только теперь Воронцов отрывается от бесстыдных ласк и, повернув меня на бок, устраивается за моей спиной. Мы совпадаем друг с другом как ложечки. Я чувствую трущийся о ягодицы горячий напряженный член, и меня начинает потряхивать.
– Вот так, Варь, – бормочет Виктор. – Я один гореть не собираюсь.
Он надавливает мне на поясницу, заставляя выпятить попку, и, помогая себе рукой, водит гладкой плотной головкой вдоль скользких складочек, собирая смазку. Все, что я могу, жалко хныкать, даже толкнуться навстречу члену не могу, потому что Воронцов все контролирует.
И только когда он решает, что достаточно мокро, толкается одним движением до самого конца, раздвигая мой влажный шелковый чехол своим органом.
У меня вырывается низкий грудной стон.
Глава 40
Я всегда считала себя если не спортивной, то, в целом, в неплохой форме.
Проснувшись от солнечного света, я понимаю, как ошибалась.
Даже не пошевелившись, чувствую себя так, будто меня грузовик сбил.
Жаловаться было бы лицемерием: тяжко мне ровно настолько, насколько вчера было хорошо.
Честно говоря, я не ожидала.
Первый раз вышел вполне ничего, даже приятным, ведь Воронцов позаботился о моей разрядке. И я решила, что секс вот такой. Не отвратительно, и если у меня будет постоянный мужчина, то, наверное, моя голова по ночам болеть не станет, но ажиотаж вокруг секса мне был непонятен. То есть, ну если его не будет, ничего страшного.
А вот второй раз…
Стоит вспомнить, что я лепетала под конец…
К своему ужасу и к удовольствию Виктора я умоляла его не останавливаться. Я искусала себе все губы, чтобы не стонать в голос, но не уверена, что сдерживаться получилось.
Меня все глубже затягивало в золотой бездонный омут.
Я горела и плавилась, подчиняясь Воронцову с каждым толчком все безропотнее. Стиснутое в крепких объятьях тело томилось до тех пор, пока я окончательно не растворилась в своих ощущениях.
Не знаю, было ли Виктору так же сладко, как и мне, но про презерватив он вспомнил в самом конце, когда смысла в нем уже почти не было.
Забрызгав спермой мне ягодицы, он лежал, тесно прижимаясь ко мне покрытым испариной телом, тяжело дышал, и стук его сердца вибрацией проходил сквозь меня.
Ошеломленная, я была беззащитна перед накатившей слабостью. Прислушиваясь к собственному пульсу, бьющему в такт с пульсом Воронцова, я, расслабляясь на каком-то клеточном уровне, просто начала проваливаться в сон, хотя было еще совсем не поздно.
Сквозь затопившую
А под утро меня безжалостно разбудили и устроили еще один заезд. На этот раз с презервативом. И единственная связная мысль была: «Он почти не чувствуется», а потом все снова закружилось в ощущениях.
И вот я проснулась уже окончательно.
Судя по тому, что солнце уже вовсю светит, уже глубокое утро, а то и день.
Осознав это, я подскакиваю на постели, в которой нахожусь одна. Если дети меня еще не искали, то непременно вот-вот начнут.
Скатившись с высокой кровати, я подхватываю платье и трусики и смываюсь в свою спальню. В душе я решаю запереться. Вчера я не стала этого делать и в итоге лишилась невинности.
О господи!
Как я это допустила?
Дело не в самом событии, а в том, с кем я переспала! Это все ужасно осложняет!
Мне ведь придется работать в его компании. Мы, конечно, обговорили, что после этой подработки контакты прекратятся, но полностью избежать столкновений вряд ли получится. И каждая встреча с Виктором для меня будет наполнена неловкостью, волнением…
Варя, какая ты дура! Что за затмение на тебя нашло?
Я ругаю себя, хотя в глубине души понимаю, что с того момента, как Воронцов вернулся из командировки раньше, чем я ожидала, это было почти неизбежно. Слишком он напорист. Слишком привлекателен. А я абсолютна неопытна в этих играх.
И все, что я сейчас могу, это отстраниться и не допустить повторения. Слишком хорошо я помню, как сломалась сестра.
Ничего. Я справлюсь. Сегодня мой последний день в этом доме. Ближе к вечеру мы уедем. Я очень соскучилась по маме, а она пишет, что отдохнула от активности Тимки, и теперь ей не хватает этого вечного двигателя, и мама даже купила ему еще какого-то динозавра.
Приведя себя в порядок и одевшись максимально невыразительно, я собираюсь отправиться к Тимошке и Тиль. Время уже перевалило за одиннадцать, так что в завтраке смысла немного, скоро уже обед. Мое внимание привлекает детский смех за окном.
Они вышли на улицу?
Выглядываю и вижу, что движуха идет на залитой нами горке. Даже отсюда заметно, что варежки у Эстель покрыты снежными катышками, а в капюшоне у Тимки целый сугроб. За абсолютным безобразием приглядывает не Екатерина, а незнакомая мне женская фигура.
Для обслуживающего персонала на ней слишком дорогая шубка.
Женщина стоит спиной ко мне, Тиль бросает в нее снежок, та уклоняется, и капюшон падает с ее головы. Золотисто-русые волосы заплетены во французский водопад, тщательно завитый на концах. Такую прическу будет носить только девушка или молодая женщина. Она отходит чуть в сторону, и по ее походке становится ясно, что она беременна. Подтверждая мою догадку, незнакомка заводит руку за спину и давит себе на поясницу.