Откровение Егора Анохина
Шрифт:
Егор вышел на шум машины из свинарника с ведром из-под месива в руке. Увидев солдат, он выронил ведро от неожиданности и кинулся к ним, крича:
– Братцы! Братцы!
Веселый солдат выскочил из опеля первым и попал в объятья Анохина.
– Ну-ну-ну, задушишь! Я тебе не девка! – ворчливо говорил солдат и хлопал по спине Егора.
– Немцы есть? – спросил лейтенант, поправляя пояс.
– Есть, старик-инвалид.
– Ну, этот нам не интересен… Отступающие останавливались здесь?
– Нет. Два дня назад по шоссе колонна проскочила: шесть танков и восемь машин с немцами. Все машины с пушками. С тех пор тихо…
– Понятно.
В это
– А эти откуда взялись? – радостно воскликнул веселый солдат и указал на детей.
Мальчик насупился, крепче вцепился в юбку матери, исподлобья смотрел на чужих, шумных людей. Заметив, что все они вдруг уставились на него, мальчик испугался, кинулся косолапо к Егору с криком:
– Папа! Папа!
Анохин подхватил его на руки, похлопал по голой попке ладонью, успокаивая, говоря:
– Тихо, тихо, Ваня! Все хорошо! Это свои! – и буркнул, хмуро ответил веселому солдату. – Откуда положено, оттуда и взялись…
– Ишь, хмырь, мы за Родину кровь льем, а он тут Гансиков плодит, – беззлобно проговорил веселый солдат.
– А ты бы на моем месте устоял? – спросил Егор, взглянув на Эмму, которая по-прежнему стояла на пороге, глядела с тревогой на них.
– Да-а, устоять тяжеленько было бы! Эх, подержался бы я сейчас за эти титьки! – воскликнул веселый солдат. – Как, товарищ лейтенант, подержимся, а? Перины у нее, думаю, мягкие!
Анохин напрягся, волком взглянул на веселого солдата: неужто со своими сцепиться придется?
– Осади, осади, Семенов! – не повышая голоса, сказал лейтенант. Он, видимо, давно привык к трепотне веселого солдата. – Размечтался! Трава твоя перина!
– И на траве хорошо, только скомандуй!
– Ладно, приехали! – недовольным тоном остановил его лейтенант и повернулся к Егору. – Вы Анохин Егор Игнатьевич?
– Да, – поразился, оторопел Анохин. – Откуда вы знаете? – брякнул он, не удержавшись.
– У немцев в комендатуре все четко зарегистрировано: кто, где, куда, откуда!.. Мы за тобой, собирайся!
Егор вспомнил, что на допросе он назвал немцам свою настоящую фамилию. Все документы, когда их окружили, командир взвода приказал зарыть в лесу.
– Голому собраться, только подпоясаться. Можно и так ехать…
– Не жалко оставлять? – кивнул лейтенант на детей.
– Жалко, жалко… – признался Егор. – Сердце разрывается… но что делать? Разве можно избежать?.. Нет…
– Товарищ лейтенант, – заканючил вдруг притворным жалобным голосом веселый солдат, – если перина отменяется, давайте хоть пожрем тут! Смотри, поросята, телята: мясца, должно быть, полно, и молочка, небось, хоть залейся…
– Правда, давайте пообедаем, еды много, – поддержал его Егор.
Лейтенант потер пальцами подбородок и согласился.
Как убивалась, как рыдала Эмма, не пускала Егора в машину! Совсем по-русски рухнула на землю, биться начала, когда машина выезжала со двора. Долго, очень долго стоял в ушах Анохина громкий разноголосый крик детей во дворе немецкой усадьбы! Не рыдала только шестнадцатилетняя Ева. Она с бегущими по щекам слезами испуганно поднимала с земли, успокаивала мать. Двенадцатилетняя Эльза перекосила от крика свой большой рот, пыталась помочь сестре. Двухлетний Иван, Гансик, сидел рядом с ними на земле и визжал истошно, округлив от страха глаза. Эта картина надолго осталась в памяти Егора, давила тоской, выжимала слезы.
В городке Анохина
После войны Егор восстанавливал Днепрогэс, потом там же работал, побаивался показываться в Тамбов, опасался, что вспомнят о нем. Несколько раз он пытался уехать в Германию к Эмме, к своим детям. Городок Херцберг был на территории ГДР. Но не получилось, не удалось, не было возможности простому человеку перебраться в Германию. Вскоре Егор понял, что, даже если ему удасться каким-то образом оказаться в Германии, никто не разрешит ему остаться с Эммой. Немецкие власти вернут его в СССР. Со временем Анохин все чаще стал подумывать о том, что за двенадцать лет в Тамбове многое изменилось. Большинство прежних знакомых по НКВД, скорее всего, не вернулись с войны, пришли молодые, которые о нем слыхом не слыхивали.
6. Семь золотых светильников
Вспомни, откуда ты ниспал, и покайся,
и твори прежние дела.
В пятидесятом году его нестерпимо потянуло в Масловку, нестерпимо хотелось узнать о Настеньке: где она? Что с ней? Все острее и острее томили воспоминания о ней, его касаточке, о счастливых солнечных днях. Как жила она эти годы? Как перенесла войну? Ничего не знал он ни о матери, ни о брате Ванятке. Живы ли они? Знал, что брата раскулачили в тридцатом году, что жена его умерла по дороге в Казахстан, что вернулся он из ссылки с дочерью Дуняшкой, жил в родительском доме с матерью, работал в колхозе. Частенько навещал их Егор, когда жил в Мучкапе.
В Масловке, казалось, ничего не изменилось за эти тяжкие годы! Такие же низкие избы с серыми соломенными крышами, плетеные катухи. Появились землянки, раньше их не было. Но это только внешне. Много молодых мужиков поубавилось, много вдов, сирот появилось. Не стало матери: умерла в голодном сорок седьмом. Не было в живых и брата Ванятки, Ивана Игнатьевича. Убили его в Масловке совсем недавно. Но самой большой ошеломляющей новостью было то, что Настенька живет здесь, в деревне, работает учительницей в школе. Муж ее, Чиркунов Михаил, года три уже в лагере сидит: ни слуху о нем ни духу. Все это ему рассказала Дуняшка, племянница его, которая жила с годовалым сыном Петей в отцовской избе, рассказала плача, всхлипывая, то и дело успокаивая сына, который, глядя на нее, тоже принимался громко плакать. Петя до странности был похож на Ваню-Гансика. Такой же беленький, курносый, кареглазый, с такими же нежными, как пух, белокурыми волосами. До слез щемило сердце у Егора, когда он прикасался своей шершавой ладонью к теплой голове внучатого племянника, представляя, что ласкает своего сына.
– Когда заканчивается учеба в школе? – спросил у Дуняшки Егор, с грустью выслушав, как хоронили мать и брата.
– В час… Скоро ребятишки по домам побегут…
Егор тщательно выбрился перед встречей. Сердце его рвалось к Настеньке, не успокаивалось, дрожало. Тревожно было, как она его встретит? Что теперь думает о нем? То и дело поглядывал в окно, не видать ли ребятишек. В Масловке была только начальная школа. Наконец, увидел, сердце затрепыхалось сильнее. Кончились занятия, пора! Если Настенька в школе задержится, то он ее там найдет.