Откровения Дженифер
Шрифт:
– Дженифер, милая…
– Паулинья.
Они долго обнимались, сначала с закрытыми глазами, а потом с открытыми. Это было чудесное ощущение: крепко сжимать Паулинью в объятиях. Точно найти что-то дорогое для тебя, давно потерянное или украденное. Живот Паулиньи уже заметно округлился. Щека, прижатая к плечу Дженифер, волосы подруги между ее пальцев – все укрепляло чувство, знакомое ей давно: она любила эту девушку, любила всей душой.
Дженифер взяла сумочку из рук Паулиньи и, обняв ее за талию, повела в дом. Закрывая дверь, Дженифер увидела тело подруги, обтянутое джинсами. Да, оно изменилось, но не утратило того очарования, которое однажды
– Что-нибудь съешь?
– Нет, я бы лучше выпила.
Дженифер направилась к бару. Она ничего не понимала в напитках, узнав лишь бутылку виски, из которой иногда отпивал отец. Дженифер налила немного на дно винного бокала и протянула Паулинье, взявшей его двумя руками, бережно, как драгоценность.
– Виски в бокале для вина?
– А что, нельзя?
Паулинья поднесла бокал к губам, выпила все одним глотком. Потом отняла руку, не открывая глаз, втянув голову в плечи. Дженифер отобрала у нее бокал, села на колени перед подругой. Покачала головой, точно имела дело с нашалившим ребенком. Поставила бокал на пол, взяла Паулинью за руки, чтобы та подвинулась.
– Паулинья…
– Ох, Дже…
Паулинья явно изменилась. Раньше она была подростком, вот-вот готовым превратиться в зрелую женщину. Теперь же черты ее лица выражали нескрываемую печаль. Дженифер глубоко вздохнула, уселась на пол, не отрывая взгляда от Паулиньи.
– Знаешь, что сейчас делает моя мать?
– Нет.
– Занимается любовью с Реем.
Паулинья недоверчиво поглядела на нее. Дженифер встала и обняла Паулинью. И почувствовала, что все ее тело содрогается от глухих рыданий. Тогда Дженифер прижалась губами к уху подруги.
– Успокойся, ты же со мной.
Судя по движению головы, Паулинья утвердительно кивнула, но все-таки еле сдерживала слезы. И внезапно ее тело начало сотрясаться еще сильнее.
– Дженифер, это невероятно…
– Давай не будем о нем.
Паулинья подняла голову, посмотрела на Дженифер. Сколько боли было написано у нее на лице! Красные глаза, мокрые от слез щеки, дрожащие губы, морщины на лбу, спутанные волосы… А ведь она была немногим старше Дженифер. Целуя Паулинью, Дженифер ощущала соленый вкус ее слез.
– Он тебя недостоин.
Паулинья закрыла лицо руками и в отчаянии разрыдалась. Дженифер снова прижала ее голову к себе. Она ненавидела Рея, но в ней росло и легкое презрение к Паулинье: залететь вот так бездумно, отдаваясь на волю своих порывов… Как Паулинья могла оказаться такой слабой? Дженифер вспомнила Стефанию: та, по крайней мере, знала, чего хотела, извлекая выгоду из связи с мужчинами, жадными до ее молодого тела. Но Паулинья… Нет, Паулинья залетела как последняя дура, и только из-за полного своего незнания жизни. Она была влюблена, ей нужен был ребенок от Рея. В то же время Дженифер чувствовала себя покинутой. Но она не сомневалась в своей власти над подругой. Беременность Паулиньи была всего лишь детским приключением, в конце концов та вернется к Дженифер. Паулинья уже не раз возвращалась. Но теперь она ждала ребенка. «Кто знает, – заключила Дженифер про себя, глубоко вздохнув, – может, все это не так серьезно». Она отстранилась от Паулиньи, намереваясь повести ее в свою комнату, и в этот момент раздался звук ключа, открывающего дверь с улицы: мать возвращалась домой. Паулинья вздрогнула. Дженифер встала,
– Привет, Дженифер, ты уходишь?
– Нет, мама.
Войдя в гостиную, мать стрельнула взглядом в сторону Паулиньи и перевела глаза на Дженифер.
– Послушай, Дженифер, разве я не говорила тебе, что…
– Мама, где ты была?
– Дженифер, я к тебе обращаюсь!
– Где ты была?
– Замолчи, Дженифер! Я в своем доме!
– Мама, где ты была?
Дженифер чувствовала, как кровь приливает к лицу, вызывая легкое головокружение.
Мать, побледнев, подошла ближе, в глазах ее сверкнула искорка ненависти. Дженифер поняла, что сейчас она для матери – не дочь, а просто другая женщина.
– Дженифер, пусть эта девчонка убирается!
– Куда, мама? К своему любовнику?
Пощечина была такой силы, что Дженифер едва не упала. Паулинья хотела ей помочь, но мать Дженифер уже наступала на нее, тыча пальцем.
– Вон из моего дома сейчас же!
Паулинья, в страхе, повалилась в кресло, закрывая живот руками. Дженифер, с красным – но без единой слезы – лицом, встала между ней и матерью, глядя на мать в упор, сжав зубы.
– Оставь ее в покое.
– Прекрати говорить со мной таким тоном!
Дженифер видела, что мать задыхается от гнева. Она повернулась к ней спиной и стала подниматься по лестнице.
– Паулинья, жди меня снаружи.
Мать подошла к лестнице, но наверх идти не стала.
– Дженифер, что ты делаешь?
Дженифер открыла шкаф, достала две блузки, джинсы, двое трусиков, положила все это в сумку и бегом спустилась вниз. Мать стояла у лестницы, шатаясь и потирая себе шею.
– Дженифер, куда ты идешь?
Похоже, она была в отчаянии и уже раскаивалась, но дотронуться до Дженифер не смела. Та прошла мимо матери, не поглядев в ее сторону. Паулинья ждала во дворе.
– Дженифер, если ты уйдешь, то больше не возвращайся!
Эти слова были для Дженифер как кинжал в спину. Стараясь скрыть боль, она взяла Паулинью за руку. Девушки вышли на улицу.
ГЛАВА 27
Продолжение истории Стефании и отца Паулиньи
Стефания достала из бара бутылку виски и теперь обе девушки пили его, перемигиваясь. Стефания продолжала рассказывать о том, что случилось у нее с отцом Паулиньи. Дженифер замечала, что иногда она дотрагивалась языком до разбитой губы, и тогда подмигивание становилось чуть дольше.
– Дженифер, я все так же лежала и смотрелась в зеркало, когда он вышел из ванной, в одних трусах!
На лице отца Паулиньи была широкая улыбка. Он сделал несколько танцевальных па.
– Ну как, тебе лучше? Если мы не добрались до моря, то надо хотя бы поплескаться в бассейне, правда?
Появление шампанского заставило его на время отказаться от этой мысли. Стефания задержала взгляд на его плечах и ногах и отметила, в какой хорошей форме находится этот человек, по возрасту годящийся ей в отцы. Отец Паулиньи вернулся, неся поднос, на котором звенели, сталкиваясь друг с другом, ведерко с шампанским и бокалы. Стефания не вставала: она не очень понимала, как нужно поступать. До этого момента он обращался с ней как с девочкой, как со своей собственной дочерью. Однако в зеркале Стефания видела необычайно чувственную женщину, еще совсем молодую, но чувственную настолько, словно ей было на десять лет больше. Отец Паулиньи, конечно же, должен был заметить это.