Открытие Индии (сборник) [СИ]
Шрифт:
Сначала он отбивался фонарём. Когда фонарь вырвали – а может, он выронил его сам – кулаками и зубами. Почему-то казалось, что нападающие берегут его. Меньше били, больше пытались облапить, повалить, придавить, скрутить.
И почему-то молчала, всё ещё молчала «Ангара».
Уже после он понял, что Василиса попросту боялась срезать в темноте и сутолоке очередью его самого. Узнал, что андроиды не любят калечить, а тем более уничтожать тех, кого наметили как жертву для «разделочного цеха». Что Василиса нарочно кружила и петляла по лесам, зная:
Но это всё было потом. После того, как в шумы хриплого дыхания и шарканья подошв вклинился низкий собачий рык, а сквозь аммиачную вонь упоительно запахло мокрой псиной. После того, как прямо над ухом у Виктора влажно хрустнуло, и кто-то леденяще завыл, а по руке (он отпихивал чью-то харю), обильно потекло липкое и горячее…
– Ложись, идиот! – гаркнула Марфа.
Он повалился, увлекая за собой кого-то маленького, вёрткого, цепкого. Пробороздил по камню щекой, бровью, взвыл благим матом. В рот попал локоть маленького и цепкого. Он изо всех сил сжал челюсти. И руки он тоже сжал. Под руками что-то подалось.
И тут наконец-то забубнила «Ангара».
– Не казнись, ясно тебе! Приказываю!
– Есть не казниться, – тявкнула Марфа.
– Сколько штук? – спросила Василиса.
– Восемь, – ответила Марфа. – Как ты и предполагала.
– Кто-нибудь ушёл?
– Нет.
– А флаер?
– А что флаер? Топливо они выжгли досуха. С полкилометра пешедралом топали.
– Жалко. Где Лёлик?
– Виктор, Оленька. Мы спасли Виктора, браконьера. Лёлика Кокорина – не успели.
– Какая разница? Где он?
– «Розовое масло» разливает. Говорит, зарыть жмуров ни сил, ни времени не хватит. А бросать не по-человечески как-то. Сожжём.
– Гуманист хренов.
– Он одного – сам прикончил. Одну, вернее. Ангелочек, как с открыточки. Ты должна помнить её… Бывшая пассия Кокорина.
– А-а! Своими, значит, руками, сучку удавил. И то хлеб.
– Ты опять путаешь. Я говорю о Викторе.
– Плохо ему?
– Как сказать. То ревёт, то матерится как сапожник. То всё вместе.
– Теперь, значит, без связи? Трубе, говоришь, каюк?
– Ага. Вдребезги.
– Врёшь, тварь, она ж военная. Специсполнение корпуса.
– Рикошетом, видно, зацепило. Да ты лежи, лежи, Василиса.
– Что – лежи? Что – лежи! Я ж сдохну тут без связи и транспорта, сука ты тупая! Не-ет, вы точно с Лёликом сговорились! У меня полноги…
– С каким Лёликом? Ты бредишь! Сейчас, сейчас, милая, увидишь, что это не Лёлик… Витька, бросай ты там возиться, бегом сюда!
– Отставить лай, собака. Я в порядке. Слушай приказ. Не позволяй ему прикоснуться ко мне. Ясно? Выполнять.
– Что? Кому? Да ведь я сама не смогу… Василиса! Василиса! Эй, очнись! Ав-уууу, мать твою! Ав-уууу! Ав-уууу! Ууууу!!!
Дело выходило худое. Хуже некуда. Марфа не подпускала Виктора к раненой
Как минимум.
Как помочь человеку, у которого открытый перелом бедра и, похоже, очень скверная рана внизу живота? Как, если здоровенная овчарка не позволяет не только заняться раной, но даже вколоть антибиотик или хотя бы обезболивающее? Ах, если б он был врачом!
Виктор, надрываясь, тащил волокушу, а Марфа бежала рядом и выла, выла, выла. Ав-уууу! Ав-уууу!! Ууууу!!!
– Ну что тебе стоит, – молил он. – Ну отойди ты на полчаса. По нужде отойди, а я всё сделаю.
– Хочешь надругаться над ней? Не проведёшь меня. Ав-уууу! Ууууу!!!
– Нет, ну ты скажи, почему не веришь, что я настоящий врач? Да, я фельдшер. С дипломом. Акушер, вот! Давай, отойди. Я не собираюсь её насиловать. Смотри, это всего-навсего трициллин… Вот, хорошая собач… Аааа! Ты, сука, ты охренела совсем?!! Чего творишь, гадина? Она не доживёт, ты понимаешь? Нам двое суток ещё как минимум ползти! Дура! Скотина безмозглая!
– Прочь, загрызу. И хватит орать. Береги дыхание. Ав-уууу! Ууууу!!!
«Я пристрелю её», – сказал он наконец себе.
Интеллектуальная начинка превращала «Ангару» в бесполезную для всех, за исключением хозяйки, железяку. Но оставался ещё стандартный армейский подствольник, прилаженный к автомату явно кустарным способом и – заряженный…
Виктор выбрал момент, когда Марфа остановилась, расставила задние лапы и, не прекращая подозрительно следить за ним, опустила зад к земле. В отличие от кобеля она не умела мочиться на ходу. Или не хотела. К счастью.
Хлопнуло. Браконьер и бывший солдат умел быть метким. Граната шла Марфе точно в бок. Да только и в модификацию этой овчарки деньги и силы вкладывали не зря. Она успела-таки отпрянуть в последний миг. Взрывом её перевернуло, она вскочила, сделала несколько укорачивающихся раз от разу прыжков. Потом её повело вбок, лапы подломились. Она завыла, проползла около полуметра, мучительно извиваясь, и вдруг обмякла.
Когда Виктор осторожно подошёл к испачканному землёй и кровью собачьему телу, Марфа приподняла морду и оскалилась. В горле у неё заклокотало.
– Ты молот… ток… правиль… довези… е… ё.
– Довезу, – сказал он. – Теперь довезу. Клянусь.
Госпитальный садик выглядел небольшим только на первый взгляд. При внимательном изучении оказалось: центральная аллея просто-напросто загибается, а за поворотом уходит в такую даль, что становится жутковато – есть ли у неё вообще конец? Впрочем, Виктору предстояло измерить протяжённость аллеи собственными ногами. Сиделка сообщила, что Василиса бродит где-то там, в глубине. Что такой непоседливой пациентки, как эта, свет не видывал. И что скорей бы от неё избавиться. А то амазонки эти, они ой-ой, и вообще, мало ли чего…