Открытие Индии (сборник) [СИ]
Шрифт:
В общем, конструктор Николай Коперник хорошенько размахнулся и с воинственным криком «на тебе, сука!» врезал противнику Тэссы ведром по косматой башке. В аккурат по родимчику. Как уже говорилось, ведро было пустым, поэтому удар вышел не столь сокрушительным, как хотелось Николаю. Да и шевелюра у парня оказалась плотной, вроде кошмы. Долговязый пал на колено, зашипел и махнул своим оружием назад.
Ни защитится, не отскочить Коперник не сумел. Острие серпа вошло ему в бедро.
Примерно на два пальца.
От неожиданности Николай ухватился за рукоять серпа обеими руками и стал держать. Ему было не столько больно,
Долговязый молча потащил оружие на себя. Для своего роста и телосложения он был довольно слаб. Николай завыл.
Пока они, точно детишки, ссорящиеся из-за игрушки, тянули серп каждый в свою сторону, Тэсса спокойно перезарядила револьвер, приставила ствол к затылку верзилы и выстрелила. На лицо и грудь конструктору плеснуло горячим. Серп, резко отпущенный убитым, ещё глубже вошёл в ногу Коперника.
Он пискнул «ой, ё!» – и отключился.
А потом они плыли куда-то в лодке. Николай лежал на дне, на расстеленной лохматой шинели, а прекрасная нагая чешуйчатая Тэсса щипала из шинели корпию, жевала её и обкладывала полученной влажной массой рану Коперника. Она утверждала, что в слюне подобных ей существ содержится мощнейший антисептик и антибиотик, и что уже через неделю Николай станет как новенький. И тогда они сконструируют по безупречным ГОСТам маленький эдем. Это будет уютное местечко, пропорциональное, уравновешенное относительно всех мировых осей, максимально приспособленное для полнокровной жизни – и, разумеется, без бляйдов.
А мужественный Николай молча кривился от боли и убеждал себя в том, что обрушенная Тэссой на «кроличью нору» каменная глыба размером с малолитражку действительно способна стать надёжной преградой для желающих заполучить драгоценный комплект, состоящий из конструктора Коперника и «Полного перечня констант Власти».
И ещё в том, что Тэсса захочет когда-нибудь принять перед ним ту волнующую позу, что подобна элементу сакрального индийского танца.
Вечер масок, утро личин
На хрена нам враги, когда у нас есть такие друзья?
Вот именно.
Вчера был с компанией в бане. Среда, традиция, а традиции нарушать преступно. Заведение закрытое, для избранных, то есть тех, кто работает в нашем отделе, поэтому случайных людей там не встретишь. Неслучайные же делятся на два неравновеликих подотряда: производственники (беседы о работе, работе, работе и немного об автомобилях) – они в массе руководители нижнесреднего звена; и интеллектуалы (разговоры о культур-мультур и бабах, что в принципе одно и то же). Интеллектуалы – те с бору по сосенке. В основном, кому приходится на службе мозгами шевелить. Техническая интеллигенция. Каторжане умственного труда.
Я, понятно, вхожу в категорию «И», отчего разговоры производственников не выношу физически. Мне с них худо делается, тоска накатывает, хочется встать, подойти скользящим шагом ниндзя к самому говорливому антиподу и дать в. А потом спросить так, знаете, с горечью: «Что же это ты, паскудник, так твою разэдак!» – и дать повторно, для закрепления.
Судя по взглядам, которые производственники временами бросают на нас,
И даже, наверное, в какой-то мере недочеловеками.
Нет, ну вы вообразите только, во время отдыха – о работе! Истинно говорю вам: не-лю-ди. Представители чуждого лично мне разума. Я, кажется, не особо удивлюсь, если у них однажды полезут из ушей щупальца или вместо глаза появится телескопический объектив большой светосилы. Просветленный, да-с.
Так вот, первоначально членов богопротивной группировки «пы» (хм, говорящая аббревиатура, запомнить!) с нами не было. Мы сидели в предбаннике с Крэйном и ещё одним перцем из отдела технического развития, перетирали новый альбом БГ и старую книжку Павла Флоренского. Поверили? А ведь я гоню, не слушайте, – книжка обсуждалась пелевинская.
Как вдруг.
Вваливаются эти унтерменши, опоздавшие из-за какого-то совещания, где их попользовали так и эдак, в хвост и в гриву, отчего они с ног до головы в мыле, вазелине и прочей гадостной секреции, и начинают орать. О своем, о низменном. «Комплексный план!» «Нехватка квалифицированного персонала!» «Заказ на изготовление!» Черт с кочергой и дьявол с коленвалом, короче говоря.
Я терплю минуты две и, чтобы не прийти в бешенство, сбегаю в парную. Там благодать, тепло и пусто. Сижу, наслаждаюсь жаром и тишиной. Завидую Крэйну, какой он стойкий оловянный-деревянный солдатик, раз способен без нервного срыва терпеть любую производственную вакханалию а-ля дойче порно. А ещё думаю. Думаю о том, что количество судаков (оцените, как я мягок и иносказателен) в последнее время возросло вокруг меня чрезвычайно. Как будто поставляют их сюда по подпространственному каналу с сатанинской целью сделать мне опаньки. Апокалипсис нау, блин. Однако, соображаю я дальше, по закону сохранения вещества должно иметься во вселенной место, где их убыло ровно настолько, насколько прибыло вокруг нас. О, где же, где тот благодатный край? Или он вообще в ином времени?
В общем, расфилософствовался я.
Как вдруг.
Вваливаются эти пошляки, продолжающие упоенно орать о своем. Всем кодлом. Я терплю уже больше двух минут, ибо в парилке нужно достичь температурного сатори, иначе какой смысл? – и лишь потом сбегаю в предбанник. Наливаю чаю, всыпаю в стакан дрожащей от гнева рукой последние крупинки сахара («пы», сжегшие на совещании уйму калорий, успели вдобавок ко всему сожрать наш рафинад), отхлебываю глоточек и принимаюсь жаловаться Крэйну на му… простите, судаков, преследующих меня буквально по пятам. Не нарочно ли они это, а Германыч?
– Ну, сейчас-то отдохнешь, – успокаивает Крэйн, раскуривая трубку с «Блэк черри». – Чаевничай мирно. Когда-то они ещё отогреются… Так что ты там говорил о Гребенщикове?
Как вдруг.
Наверное, они все-таки нарочно.
– Подите вы в гузно, гомосеки, со своим комплексным планом! – ору я на вышедших из парилки судаков полным голосом (надо меня знать, чтобы понять, что я взбешен нешуточно: в противном случае я голоса не повышаю и гривуазно не выражаюсь ни за что), и едва сдерживаюсь, чтоб не выплеснуть в них чай. Тут, конечно, не то чтобы человеколюбие, а просто расчет побеждает чувства: ведь сахара-то больше нету!