Открытие Индии (сборник) [СИ]
Шрифт:
Гомосеки с комплексным планом смотрят на меня молча. Мгновение. Два.
Как вдруг.
Со стороны Крэйна доносится счастливое похрюкивание.
Со стороны производственников доносится счастливое похрюкивание.
Нет, вы представляете! Я аккуратно ставлю стакан, чтобы не расплескался, и… начинаю ржать. Не поросенок, чтоб хрюкать!
Народишко радуется, все наперерыв показывают мне большие пальцы, называют парнем-ураган и так далее. Короче говоря, встреча на Эльбе, братание культур, всеобщее благорастворение воздухов. Аркадия небесная,
К сожалению, период всеобщей любви заканчивается даже быстрей, чем еле сладкий чай в моем стакане.
– Ну так вот, – заводит Илюха Покатилов, самый неадекватный из стана «пы», свою бодягу, – я и говорю шефу: «Ты че, Пал Николаич, хочешь, чтоб я под суд пошел? У меня оба электрика по ПРОМ-4 аттестованы, а там на кабеле напруга…»
Что ты с ними поделаешь? Ясно, что БГ опять идет лесом вместе с новым альбомом, не говоря о Пелевине. О Флоренском с его теодичеей и антроподицеей тем более.
Ладно, внушаю я себе, спокойно, Саня. Сейчас ещё разок погреюсь, ополоснусь и айда отсюда аллюром три креста. Крэйна прихвачу, Женьку из технического развития, за забором по пивку вдарим… Судаки «пэ», ясно, следом увяжутся, но за пределами ограниченных квадратных метров бани пространство разрешает большую широту маневров. Поэтому от них можно будет элементарно обособиться. Они на той скамейке, мы на этой, у них «Балканская звезда», у нас «Блэк черри» – и никаких трений.
Вхожу в парную, на долгое одиночество уже не особо надеясь. И правильно, потому что за мной следом Илюха Покатилов втискивается. Больше, слава небесам, никого, – но между нами мальчиками говоря, одного Илюхи более чем достаточно. Потому что ему абсолютно неважно, кто рядом, «пы» или «И» – когда его несет, он каждого за слушателя держит.
А несет его всегда, трудоголика.
Гог и Магог, ей-богу.
Правда, я знаю секрет, как от него избавиться. Штука эта, по справедливости говоря, подловатая и только в парилке действует, но на войне как в любви все средства хороши. Слушаю я вполуха, что он там повествует про своих дежурных электриков и крановщиц, где надо киваю, где надо восклицаю «не фига себе!» – а сам к кранику подбираюсь, которым температура регулируется. У Покатилова сердечко пошаливает, десять лет на руководящих должностях не баран начхал, и к сильному жару он относится примерно как я – к нему самому. Округло выражаясь, без воодушевления и теплоты, простите за каламбур.
Выкрутил я, значит, вентиль на максимум, пар пошел, регистры загрохотали (мы называем это: банник сердится), Илюха с полка живенько слез, к стеночке прислонился. Не уходит пока. Наверное, надеется сбавить обороты, когда я наверх заберусь. Не знает, бедолага, что я вдобавок ко всему барашек вентиля снял (крепежной гайки на нем отродясь не бывало) и тайком под полок забросил.
В общем, тактическая хитрость мне на славу удалась. Потянулся Покатилов к заветному крану, а его и нету!
– Шурик, – спрашивает Покатилов, – а крантик-то где?
Ну, я ему рифмовано отвечаю,
– Это я понимаю, – говорит он. – И все-таки?
Я принимаю повинный вид и сообщаю, что вентиль под полок упал. Имеете желание, так полезайте, Илья Геннадьевич. А мне пока и так не худо. А правильнее выражаясь, зашибись.
Илюха Покатилов мужик корпулентный, и под полок ему лезть, афедроном сверкать, не так чтобы здорово охота. Вдобавок вдруг ещё кто-то зайдет погреться – тогда вообще караул. Сейчас же начнется: а что это ты, Илюха, булками кверху? Саню на непотребство провоцируешь? Или уже спровоцировал? Го-го-го! Га-га-га! Надо заметить, в таких случаях «пы» с «И» объединяются махом, не смотри, что к разным ступеням эволюционного развития и пищевой пирамиды относятся. Зубы поскалить одинаково горазды.
– Не, – говорит Покатилов, – лучше ты, Шурик, сам потом, ага?
И к выходу.
Вот за что я его больше всего терпеть не могу, так это за «Шурика». Какой я ему Шурик, екарный бабай?! Мне за тридцать, у меня грудина как ахейский щит и бицепс сорок два; я на одной руке могу пять раз подтянуться и лежа полтораста пожать, а он – Шурик! Комедия нашего детства, «Нина была спортсменка, бегала по горам, Шурик тоже бегал, только как баран». Полномочный представитель задроченной русской интеллигенции. Шурик… Жмурик, блин!
Простите, сорвался. Не выношу этого очкастого персонажа. Нет, ну звали бы его как-нибудь иначе, тогда ещё туда-сюда, а то!..
Ага, слушаем дальше. Я, разумеется, торжествую и не слишком-то этого скрываю. Илюха бурчит что-то под нос, в дверь тык, а она не поддается. Он снова, – и опять облом! Он кулаком ба-бах, орет: «че за шутки дебильные, хорош прикалываться, мужики!»
За дверью тишина.
– Саня, – говорит он (ага, как припекло, так сразу «Саня»). – Саня, ну-ка, гаркни ты. Они, похоже, вообще припухли.
Я с полка слезаю, говорю «отойди-ка, Илюха» и в дверь всеми своими восьмьюдесятью килограммами тренированного тела, да с дорогим сердцем, – хрясь! Обычные двери в таких случаях скрипнуть не успевают, с петель летят как та фанера над Триумфальной аркой и Елисейскими полями. Однако банная дверь сделана на совесть, из двойного слоя толстых досок, между которыми заложен лист алюминия для термического эффекта. И петли как на гаражных воротах.
Тогда я ее, заразу, ногой, да с матушкой на устах.
– Эй, – кричу, – ребята! Я уже нахохотался до усеру. Благодарю за шутку, молодцы. Только если через секунду не откроете, вешайтесь. Дружба дружбой, но чувство меры знать надо.
Нет, не открывают. И такое у меня создается ощущение, что за дверью вообще никого нет. А у Илюхи уже паника начинается. Пар-то свищет, температура к шестидесяти подбирается, если не выше. Он на пол сполз, глаза дурные, пасть нараспашку, сам бледный, а носогубный треугольник наоборот красным-красен.
– Саня, – молит, – мне херово. Хоть крантик закрой.