Открытие Индии (сборник) [СИ]
Шрифт:
Я слушаю и помаленьку шалею. Потому что повторяет Лариса практически дословно те самые мысли, что давеча меня в парилке посетили. Про мудаков – так она и говорила без стеснения, вот вам крест! – количество коих во вселенной неизменно. И про подпространственный канал, по которому они из своего мира (планета Земля, век двадцать третий или около того) этих ребят до недавней поры с большим энтузиазмом депортировали в прошлое. Активней всего – в конец двадцатого и в начало двадцать первого века.
Додепортировались, разумеется.
Убыло их так сильно, что нарушилось некое
То есть выходит, бывают и покруче.
Не знаю, не знаю, лично не встречал.
Вот. Разъяснила она мне худо-бедно обстоятельства, и спрашивает:
– Куда вы теперь, Александр? Домой отправитесь или немного задержитесь? Хотите будущее увидеть? Двадцать четыре часа пребывания я вам гарантирую. А переночевать у меня можете. – И смотрит с интригующей усмешкой. Причём я великолепно понимаю, что означает эта усмешка. У нее как раз одежда в трех местах разом «протаяла» и, знаете, – как на подбор, ага!..
Честно говоря, тут я едва удержался, чтобы таки не прикрыться. Ставлю сотню против гривенника, мало кто смог бы повторить мой подвиг. Но Александр – значит мужественный.
– Спасибо, милая Лариса, – говорю, – мне задерживаться нельзя. Потеряют меня там ребята.
– Вряд ли, – заявляет она и эдак потягивается, негодница. – При условии, что останетесь здесь на сутки, возвратитесь в ту же минуту, из которой убыли. А точнее, несколько раньше.
– Тогда, – говорю я с наигранным сомнением, – можно, наверное, и переночевать, раз приглашаете. Только… как ваш муж на это дело посмотрит?
Она разгадала мою ребячью хитрость, смеется:
– Муж? Да я его в ваше время лет уж пять, как отправила.
– Искренне поздравляю, – говорю.
– Спасибо, Александр. Но, поверите ли… скучаю иногда. – Она вздохнула, потом поднялась и протянула мне руку: – Да черт с ним, со скотиной. Идемте.
И я пошёл.
Простите, конечно, однако здесь я прервусь на время. Сами понимаете, Александр – это не Шурик какой-нибудь, и в некоторых случаях обязан молчать.
…Как она и обещала, отсутствия нашего никто не заметил. Больше того, ни одна сволочь про Илюху даже не вспомнила, как не было человека! Вместо него обнаружился какой-то угрюмый субъект, ни к одному классу, ни «пы» ни «И», не относящийся. Ни рыба, ни мясо, зато знаток большой политики и подледного лова. Тоже, между прочим, Илья Геннадьевич Покатилов. Так его все зовут.
Но я-то точно знаю, что это подделка и всячески его избегаю. Пожалуй, даже больше, чем когда-то настоящего. Тот хоть наполовину человек был, а этот – вовсе андроид.
Как ни горько, в новый Эдем я больше попасть не сумел. Дверца в парилке исчезла бесследно. Да Лариса, в общем, меня об этом сразу предупредила. Потому что,
Только склоняюсь я к мысли, что Лариса солгала мне. Или хотя бы чуточку преувеличила мои достоинства.
О себе я, конечно, крайне высокого мнения.
Но не настолько же!
Децимация
– Ты снова нарушила обещание! – сказала мама. Обычного ехидства в её словах не было, а была неподдельная горечь. – Мне уже стыдно появляться в обществе. На меня кивают, за моей спиной шушукаются. И я их понимаю! – Мама гневно тряхнула головой. Шелковистая грива, которой я завидовала, сколько себя помню, взметнулась дивной короной и опала обратно на плечи. – Да, понимаю. Моя дочь, – она понизила голос до презрительного шипения, – снова влипла в омерзительную историю… Десятый раз. Какой срам.
– Девятый, – проблеяла я. – Это был последний. Клянусь, мамочка, это был последний-препоследний разочек! Он сам, этот парень. Понимаешь…
– Не желаю слушать этот лепет, – оборвала меня мама. – Ты не способна сдержать слово, не способна смирять свои… – мама искривила губы, будто в рот ей попала гниль, – …свои звериные инстинкты. Ты будешь наказана. Позже я решу, каким образом. Сейчас – убирайся. Да не забудь рассказать о своей выходке отцу!
Когда я уже закрывала за собой дверь, мама сквозь зубы выдавила «коза!». Конечно, в каком-то смысле это справедливо, но мне сделалось обидно до слёз. Я подумала, что мама никогда не любила меня так, как остальных детей. Ну и пусть! Когда-нибудь она об этом пожалеет. Обязательно пожалеет.
Мелкими шажками я двинулась в свой закуток. Но не прямиком, сначала завернула в столовую. Папка наверняка ещё сидит там, за утренними газетами. Слёзы не унимались, время от времени приходилось их смаргивать, однако вытирать их мне и в голову не приходило. На папочку слёзки милой доченьки оказывают прямо-таки магическое действие. Всё же справедливость существует на свете. Если мать холодна к ребёнку, его обожает отец. И наоборот. Конечно, имеются и дети-счастливцы, любимчики обеих сторон. Например, мой проклятый младший братик. Лёвушка! – иначе его родители и не зовут. Удавила бы паразита и шкуру спустила. Надеюсь, придёт время, и кто-нибудь это сделает за меня. Потому что характер у братика – настоящее дерьмо; если Лёвушка однажды не нарвётся, то я ничего не понимаю в людях.
Папка развалился в любимом кресле и попивал горячий шоколад. Лицо у него было философическим, глаза устремлены в неведомые пространства, пальцы свободной руки чертили замысловатые фигуры. Каждый пасс словно уплотнял воздух в столовой, словно вызывал порыв ветра – иногда довольно значительный. Я до сих пор не знала точно, так ли это в самом деле или всего лишь мои фантазии. Вполне возможно, причиной сквозняков были никогда не закрывающиеся окна столовой. Но мне нравилось считать: мой отец – повелитель вихрей.