Открыватели
Шрифт:
— От кого караулить?!
— От дикого зверя и от науки, — искренне проболтался Гоша.
— А ты? Марш на место!
Казанкин и Басков вместе с Семеном смотрели глину, щупали и изучали гальку.
Утром отправились к мамонту. Впереди Галкин, за ним начальник с молчаливым Казанкиным. Затем мы шумной толпой, Светка, что пыталась заигрывать с Юркой, а сзади плелись собаки.
Чтобы сберечь мамонта от жаркого солнца, от поздних мух и слепней, над ним соорудили балдахин из пихтовых и кедровых лап. Мамонт лежал под ним как падишах. Около балдахина развалился Гоша — он спал, открыв рот, широко раскинув руки. Мухи с ног до головы облепили Гошу, а он только всхрапывал, аппетитно шевелил губами. Наука увидела мамонта и остолбенела, полчаса стояла неподвижно, безмолвно, как в почетном карауле. Стоят и смотрят в черный застывший глаз. Может быть, оживить его хотят гипнозом? Жужжит тихонько кинокамера, захватывая на века допотопное чудище.
— Товарищи… То-вари-щи! — задыхается Светка. — Какое замечательное событие! Мы… да разве кто… кто видел такого мохнатого мамонта?
— Видели уже, — буркнул Галкин. — Только не здесь.
Смотрели-смотрели все на мамонта и вдруг видят: нет одного бивня.
— Где бивень? — захрипел и схватился за голову Семен. — Где бивень? — трясет он сонного Гошу. — Кто выдрал бивень, страж? — забился Галкин в крике. Даже нехорошо всем стало.
Гоша ничего не понимает спросонья, таращит глаза и ртом хлопает:
— Где? Кого? А?
— А он действительно был, тот бивень? — тревожно спрашивает Светка и заглядывает в трещинки обрыва. — Был ли, ребята?
— Осмотреть место! — приказал Басков. — Стоять и не двигаться. Не следить.
Уткнулись все носами в землю.
Около мамонта обнаружились следы — отпечатки каблучков. Следы привели прямо к правому глазу мамонта.
— Когда вы здесь были? — надвинулся на Светку Галкин.
— Я никогда здесь не была! — выдохнула Светка. — Не была!
— Когда ты здесь была? — не разжимая губ, повторил Семен. — Отвечай!
— Какая-то мистика?! — пробасил Казанкин. — Мы что, по-вашему, бивни воруем?
— Я не была здесь! Не была! — зарыдала Светка. — Я даже не знаю, где сейчас лагерь и ку-да ид-ти-и!
— Проверим! — пробасил Галкин. — Гоша, за мной!
Они отыскали след, Гоша зашмыгал носом и зарычал:
— Теперь не выпустим!
След вел к палатке Казанкина, причем чем ближе к лагерю, тем глубже вязла туфелька во влажную землю.
— Устала… гляди? — шипит Гоша. — Мускул у ней слабый, но та-щит!
След уперся в палатку и оборвался.
— Где бивень? — ревет и бушует Семен. — Где спрятала?
Около палатки каблучки потоптались — так читался след — и резко свернули вправо к реке.
Галкин встал на четвереньки и прилип взглядом к земле. Пополз.
След привел к берегу.
— Ага! — поднялся Семен. — Вот оно!
Там, где река делала излучину, на широком галечном пляже показалась невысокая каменная тура. Раньше ее здесь не было, и след сразу же потерялся среди сухой гальки.
Мы брели вслед за Галкиным. Не смотрели друг на друга и ругались. Все, Казанкину — гибель.
— Где это видано? — всхохатывает Иван. — Научную ценность воровать, лишить такого факта? Как не по-джентльменски!
Галкин рванулся к туре. На плоской поверхности мягкого сланца начерчена стрела — северо-запад, триста двадцать градусов. Под камнем мятый лист бумаги. Красным карандашом написано: «Бивень хотят увезти». Почерк незнакомый.
— Так… — задрожал Семен. — Наука напала на производство! Так это понимать или не так?
— Чудовищно! — побледнел Казанкин. — Это провокация! Это инсинуация!
За огромным кедром все увидели бивень, темный, как ствол секвойи.
— Так, — протянул Семен. — Ну что теперь вы скажете?
— Неужто они могли такое сотворить? — шепчет мне Басков. — Зачем, Женя, им бивень понадобился?
И тут Юрка, усмехнувшись, повернулся к Ивану:
— Ты, Ваня, зачем бивень спрятал?
Все взгляды устремляются на Ивана. Он пытается улыбнуться, но улыбки не получается.
— Да Семену хотел штуку выкинуть, но… вижу, хватил лишку. Черт знает какой бес попутал…
Ну, что прикажешь делать с этим дурнем! Ведь знал же, что дорого ему обойдется этот розыгрыш!.. Впрочем, по лицу Баскова я вижу, что лихой шутник, возможно, будет амнистирован. Но уж Казанкин-то ему не простит!..
…Конец августа залил нас дождями. Сентябрь бил холодом, а октябрь упал снегом. Мы вышли из тайги, а за нами протянулся профиль в семьдесят километров. Сбежали лошади: не выдержали человеческой работы. И тащили парни инструмент на своих плечах, через полкилометра разбуривая скважины в тридцать метров. Мелко? Да, мелко, мелко в пятьдесят шестом году, но беспредельно трудно. И разбуренный профиль зазвучал как классика: он открыл поднятие, он открыл нас.
Мы еще вернемся сюда. Вернемся и пойдем дальше. Этой земле нужно так много человеческого тепла.
РАССКАЗЫ
Следы
Долго, третью неделю, ищу его, тороплюсь по следу и никак не могу настигнуть.
— Был?
— Был, — отвечают охотники. — Смотри след, Ляксей.
— Да, прошел, — кивают оленеводы. — Спешит и сердитый шибко. Три дня, как ушел.
Проседает пепел над глазницами кострищ, матово тускнеют головешки. Четко печатается его след на отсыревшем песке.
— Ушел… два дня ушел. Рочев его ведет, — сообщают в чуме. — Чай не стал пить. А собаку увел. Вот, гляди, одна кобыла ногу себе своротила. Надолго спортила. Догонишь…
Вокруг костров вылизанные псами банки. Он ест украинские борщи и ест абрикосы. Догоню его и возьму абрикос. Хоть один.
Десять дней назад на его стоянке в кусты брошены две коньячные бутылки. В них еще тлеет, горчит, затухая, запах. Смятая пачка «Шипки». Багровеет шерстяная нитка его свитера. Бронзовеют пистолетные гильзы. По кустикам брусники, как-то диковато для этого кедрача, заплетаются колбасные шкурки. И много следов.