Отмеченные лазурью. (Трилогия)
Шрифт:
Дракончик очень решительно подошел ко мне и с любопытством принялся обнюхивать мои ноги, подергивая за ремешки сандалий. Мое восхищение было таким безусловным и искренним, что сдержанность Ласки растаяла без следа. Какая мать не любит, когда восторгаются ее ребенком? А сестричка Пожирателя и в самом деле очаровательна. Нет ничего милее драконьего щенка, может, только за исключением пушистого маленького котенка. Ласка подошла очень близко, чуть не касалась меня носом. А мне и в голову не пришло хоть чуточку заволноваться. Я уже так привык к Пожирателю Туч, что на меня никакого впечатления не производили ни огромные острые клыки, ни глаза кроваво-красного цвета. Я протянул руку, доверчивый, как ребенок, и погладил Ласку по морде. А потом нежно почесал малышку за ушами. Теперь я думаю, что это было крайне легкомысленно.
У рыжего щенка еще нет имени. Ее родители неторопливы, как все драконы. Они спокойно наблюдают за своим младшим отпрыском и раздумывают, какое имя будет для нее самым подходящим. Ведь имена — это очень важная вещь. Они могут принести счастье или неудачу, это знают даже драконы. Мое кажется простоватым, по мне оно нравится, ведь только подумать, что может сделать маленький камушек, если попадет в мельничный механизм, например. Впрочем, изумруды, рубины и алмазы — это ведь тоже камни, верно? Коготь, Ласка и Пожиратель могут называть детеныша просто Детеныш, но мне это мешает. Малышка — рыжая, как высушенная на солнце глина, блестит, точно отполированный медный котелок, и вся она — прежде всего эта рыжесть и проворность. И очень напоминает мне…»
Камушек вдруг дернулся, вскрикнув от неожиданности и боли. Его чертилка невольно изобразила дугу на пергаменте, который он как раз трудолюбиво заполнял письменными значками. Паренек свесился из гамака, раздраженно глядя вниз, прямо на радостную мордочку малого дракончика.
«Она меня укусила!» — пожаловался мальчик. И правда, на ноге его виднелись глубокие царапины, из которых сочилась кровь. У крохотной драконихи еще не было всех зубов, только характерные треугольные клыки, но зато уж они были острые, как иглы. Босые ноги, свисавшие из гамака, она явно приняла за чудесную игрушку и прекрасный объект для нападения.
«Плохая девочка!» — погрозил ей Камушек, как будто она могла его понять.
И поспешно дописал под кривым зигзагом:
«Она напоминает мне маленькую толстенькую лисицу, так что про себя я назвал ее Лисичкой, да и Пожиратель Туч все чаще зовет ее так же».
«Кончай уже строчить, пошли на море», — поторопил его дракон.
Лисичка была в восторге от своего большого братца — в не меньшей степени, чем он — от нее. Она безгранично восхищалась им и старалась во всем ему подражать. Камушек наблюдал, как рядом с достойно шествующим гигантом катится рыжий комочек. Она спотыкалась на ямках в песке, шлепалась на нос, размахивая еще бесполезными крылышками, которые торчали на ее пушистой спинке, как два маленьких веера. Пожиратель Туч время от времени останавливался, чтобы коротенькие лапки Лисички могли отдохнуть, но казалось, что драконий детеныш обладает просто неистощимым запасом энергии. Она тормошила брата за мех, путалась у него между лапами. Когда он ложился, она лазила по нему, как по горке, хотя лапки у нее разъезжались на скользкой шерсти, и она, кувыркаясь, летела вниз, точно по крутому склону. Она каталась по песку, а потом так размашисто отряхивалась, что часто при этом снова опрокидывалась. А одной из любимейших игр маленького дракончика была охота за собственным хвостиком, не считая, ясно, засад, устраиваемых на человеческие ноги, и грызения ремешков от сандалий. Камушек наблюдал за драконьими братом и сестричкой, и где-то в глубине его души прорастало зернышко зависти. У него самого не было ни сестры, ни брата, ни даже близкого друга среди людей. Пожиратель Туч был слишком необычной личностью, чтобы отношения с ним считать нормальными. У мальчика никогда не было возможности играть с кем-то и заботиться о ком-то с такой нежностью, с какой Пожиратель относился к Лисичке; и он не мог бы вспомнить, когда по отношению к нему кто-то ее проявлял. Белобрысый был очень добр к нему, но внешнее проявление чувств не принадлежало к его сильным сторонам.
Пожиратель Туч «обожал обожать» Лисичку и баловал ее, как только можно, а Камушек, к собственному изумлению, вдруг понял, что делает то же самое. Пожиратель Туч учил Лисичку охотиться на малоподвижных крабов, прятавшихся в прибрежных норах и среди корней, — эта добыча была в самый раз для малышки. Носил ей разноцветные перья попугаев и даже целых мертвых птиц. Лисичка играла ими, волочила по земле, ощипывала перья. А Камушек забавлял драконыша иллюзиями и возводил для нее замки из мокрого песка, где она могла прятаться или копать свои норки, произвольно меняя эту одноразовую архитектуру.
Жара, которая властвовала в этих широтах, способствовала лени и безделью, тем более что еда в основном росла на деревьях. Но Камушек заставлял себя систематически проводить исследования и делать заметки, несмотря на жару, настроение или привлекательность тех занятий, которые предлагал Пожиратель Туч. Ежедневно он делал зарисовки и описания, заполняя строчками мелких значков очередные страницы. Но основное внимание он посвящал все-таки Лисичке, справедливо решив, что она — просто идеальный и самый интересный объект для наблюдений. Ведь нельзя сказать, что у людей есть множество исследований поведения драконьих щенков. И уж точно ни один маг не мог похвастаться, что носил такое существо на руках, и наверняка никто не видел, как мать кормит его прожеванным и частично переваренным мясом. Драконы, хоть и очень напоминали котов своим поведением и привычками, вылуплялись из яиц и не кормили своих детенышей молоком. Странным образом они соединяли в себе черты кошек, собак, рептилий и даже кое-что позаимствовали от летучей мыши. А так, на самом деле они были попросту единственными в своем роде.
Лисичка — очаровательный, задорный драконий детеныш, она открывалась навстречу миру всей душой и всем своим небольшим тельцем. Камушек не замечал, чтобы она росла, но какие-то перемены в ней происходили. Он видел, как в течение нескольких недель тропической весны (а может, это было лето?) Лисичка становилась все более проворной, ловкой, сильной. С поразительной скоростью овладевала она новыми умениями. Пожиратель Туч учил ее ленгорхийскому языку одновременно с драконьим. Камушек присоединялся к этим урокам, пользуясь мысленной связью, и получал от них много пользы, хотя Пожиратель был не слишком терпеливым учителем.
Конечно, никто не рассчитывал, что такой маленький дракончик научится летать. Крылышки Лисички были еще слишком малы и слабы, чтобы поднять ее в воздух. Пожиратель Туч твердил, что Лисичка уже совсем скоро сама начнет учиться летать — он помнил свои первые попытки. «Когда?» — поинтересовался Камушек. «Да скоро, лет через десять», — пояснил Пожиратель Туч. Драконье понятие «скоро» весьма относительно. Точно так же гораздо позднее придет время раскрыться и способности к регенерации и превращению в любое живое существо. Пока же Лисичка была небольшим и очень нежным созданием, как и любой ребенок. Ласка с гордостью утверждала, что Лисичка прекрасно развивается, но одновременно честно признавала, что она ни в чем не выходит за пределы драконьей нормы.
Тем более поразительным и неожиданным был случай, который перевернул вверх ногами фундаментальную теорию драконологии и заставил Камушка серьезно задуматься.
Ночью волны прилива вторгаются на берег. Они упорно, но быстро трудятся, вымывая податливый песок. У них есть время только до рассвета. После себя прилив оставляет мелкие заводи и лужицы, наполненные прогретой солнцем водой. И в этой воде полно всякой мелкой морской живности, которая беспорядочно мечется там или укрывается на дне среди обрывков водорослей и обломков кораллов. Эти прудики гораздо более безопасны, чем открытое море, где легко наступить на колючего морского ежа или наткнуться на оснащенные острыми крючочками и обжигающими щупальцами толстые гроздья пузырьков, точно в насмешку прозванных «морскими девицами». Камушек часто разглядывал эти естественные аквариумы в поисках интересных образчиков, а иногда просто расслаблялся в теплой воде.
Плывущее под поверхностью воды существо выглядело совершенно невероятно, точно порождение наркотического сна. У него не было ни головы, ни конечностей. И напоминало оно волнообразно передвигающийся кусочек толстого одеяла. Если б кому-то пришло в голову соткать одеяло лимонно-желтого цвета и украсить его ярко-голубыми и ядовито-зелеными пятнышками. Окраска вполне недвусмысленно свидетельствовала, что животное ядовито. Возможно, это был представитель семейства улиток, но Камушек не поручился бы головой. Он подумал, что Белобрысый на этом острове был бы счастлив, как ребенок, с восторгом препарируя лягушек и всякие иные пакости.