Отныне и вовек
Шрифт:
– Есть, сэр, – возбужденно ответил Хендерсон.
Тербер побежал по лестнице наверх. На галерее второго этажа он задержался, чтобы заскочить к себе за бутылкой, которую хранил в тумбочке на крайний случай.
Солдаты, надев каски, сидели в глубоком унынии каждый на своей койке и держали в руках незаряженные винтовки. Когда он проходил через спальню, они с надеждой подняли на него глаза:
– Старшой, что там слышно?.. Какой расклад, старшой?.. На крышу нам не пора?.. Старшой, какого черта нам не дают патронов?.. На хрена нам винтовки без патронов!.. Хорошенькое дело! Сидим тут с пустыми винтовками, без патронов, а они нас сверху поливают!..
Те, кто проспал завтрак и только что проснулся, перестали одеваться и искательно смотрели на него, растрепанные и обалдевшие, ожидая, что он скажет.
– Всем переодеться в полевую форму, – распорядился Тербер, понимая, что должен что-то сказать. – Начинайте собирать полную выкладку, – безжалостно продолжал он железным голосом. – Через пятнадцать минут выезжаем на позиции. Полное боевое снаряжение!
Несколько солдат с досадой швырнули винтовки на койки.
– Тогда какого черта ты прешь на себе АВБ? – выкрикнул кто-то.
– Полевая форма! – беспощадно повторил Тербер и двинулся дальше. – Полное боевое снаряжение. Командиры отделений, действуйте!
Командиры отделений начали сердито торопить солдат.
У выхода на галерею Тербер остановился. В углу стояла пустая койка, на нее были навалены четыре матраса, а под койкой лежал на цементном полу штаб-сержант Терп Торнхил родом из штата Миссисипи. В одном нижнем белье и в каске, он судорожно прижимал к себе незаряженную винтовку.
– Терп, ты так простудишься, – сказал Тербер.
– Старшой, не ходи туда! – запричитал Терп. – Тебя убьют! Там стреляют, старшой! Убьют тебя, умрешь! Не ходи!
– Ты бы лучше штаны надел, – сказал Тербер.
В его комнате пол был засыпан осколками стекла, пулеметная очередь прошила крышку его тумбочки и цепью дырок прочертила бок и верхнюю плоскость тумбочки Пита. Под тумбочкой Пита была лужа, и в комнате сильно пахло виски. Свирепо матерясь, Тербер отпер свою тумбочку и откинул крышку. Книга, лежавшая в верхнем ящике, была продырявлена пулей точно посредине. От пластмассовой коробочки с бритвенным станком остались только щепки, а стальная бритва согнулась пополам. Тербер зло выдернул ящик и бросил его на пол. На дне тумбочки среди скатанных в мягкие кругляши носков и в стопке белья угнездились по обе стороны от коричневой бутылки две пулеметные пули.
Бутылка была цела.
Тербер положил обе пули в карман, с нежностью подхватил бутылку и заглянул в стенной шкафчик, проверить, не разбит ли проигрыватель с пластинками. Над двором несся на восток новый самолет, и Тербер, заботливо прижимая к себе бутылку, пробежал по хрустящим осколкам на галерею.
В спальне солдаты начали с обиженным видом собирать снаряжение. Укладывались все, кроме Терпа Торнхила – по-прежнему в каске и нижнем белье, он все так же валялся на полу под прикрытием койки и четырех матрасов – и кроме рядового Айка Галовича, который лежал на койке, прижав к боку винтовку и спрятав голову под подушку.
На безлюдном третьем этаже, откуда солдаты торопливо стаскивали полевое снаряжение вниз, чтобы в спальне свернуть его в скатки, в южном конце галереи возле двери уборной карабкался по железной лесенке на крышу Ридел Трэдвелл, держа в руках АВБ и ухмыляясь во весь рот.
– Дождался! – крикнул он Терберу. – Всю жизнь таскаю на себе эту дуру, так теперь хоть сам из нее стрельну! Первый раз, ей-богу. Даже не верится.
Он исчез в люке, и Тербер вслед за ним выбрался наверх. На участке крыши, закрепленном за их ротой, большинство сержантов в ожидании встречи с противником прятались за четырьмя дымовыми трубами, кое-кто, опустившись на колени, укрывался за парапетом по углам; длинные АВБ были взгромождены передними лапами на невысокий парапет или на трубы, и задранные дула жадно смотрели в небо; бутылки виски стояли возле стрелков вплотную к парапету. Риди Трэдвелл пришел без бутылки и сейчас бодро пристраивался рядом с Вождем Чоутом – у того бутылка была. Два сержанта перемахнули через парапет на участок шестой роты и встали там за трубами. В это время сержанты шестой роты как раз начали вылезать на крышу и затеяли громкую перебранку с сержантами седьмой роты, требуя, чтобы те освободили их место. На соседних крышах из люков тоже повалили сержанты, вооруженные АВБ, винтовками и пистолетами. Кое-где устанавливали пулеметы. В основном на крыши вылез только старший сержантский состав, изредка мелькали младшие сержанты, а из рядовых здесь были только Ридел Трэдвелл и два других зенитчика из седьмой роты.
– Пустые обоймы бросайте во двор! – крикнул Тербер, пробираясь к краю крыши. – Передайте всем. Пустые обоймы бросать во двор! Заряжающие поднимут. Бросайте пустые…
С юго-запада, треща пулеметами, стремительно приближалось звено из трех самолетов, и стрелки радостно зашумели, точно компания бродяг, впервые за многие годы предвкушающая сытный обед. Со всех крыш открыли оглушительную пальбу, земной шар вздрогнул и замер. Спор на крыше шестой роты тоже замер, и спорщики сиганули все вместе за одну и ту же трубу. Тербер непроизвольно повернулся навстречу самолету и, не сходя с места, без передышки застрочил из АВБ. Бутылку он крепко зажал между коленями.
Приклад тяжелой АВБ бил его в плечо короткими резкими ударами.
Справа Пит Карелсен, укрываясь за трубой, радостно садил из пулемета, а Майкович и Гренелли с мрачными лицами удерживали брыкающуюся на трубе треногу и дергались вместе с ней как на веревочке.
Самолеты благополучно проскользнули над казармами и понеслись дальше, чтобы, дописав верхнюю петлю гигантской восьмерки, вернуться назад. Стрельба прекратилась, и все опять загалдели.
– Мать твою за ногу! – громыхнул Вождь Чоут своим знаменитым басом, придававшим неповторимую лихость припеву полковой песни. – Последний раз я так веселился, когда бабушка прищемила сиську в стиральной машине!
– Тьфу ты, черт! – негромко ругнулся Пит за спиной у Тербера. – Он слишком круто повернул. Мы не тот угол взяли.
Тербер опустил с плеча свою АВБ. Горло и мышцы живота сводило от желания громко и бессмысленно завопить, заорать от восторга. Вот она какая, моя рота! Вот они какие, мои ребята! Разжав колени, он ухватил бутылку, поднес ее ко рту и глотнул – не потому, что хотелось выпить, просто надо было дать выход радости. Виски обжег горло веселым огнем.
– Милт! – окликнул его Пит. – Если хочешь, пристраивайся к нам. Места хватит и для тебя, и для бутылки.
– Иду! – прокричал он. Уши вдруг уловили звук горна, настойчиво трубившего откуда-то снизу один и тот же сигнал. Он шагнул к парапету и посмотрел во двор.
В углу учебного плаца среди общей беготни и неразберихи стоял перед мегафоном дежурный горнист и трубил сбор.
– Ты что, спятил? – рявкнул Тербер. – Это еще зачем?
Горнист опустил горн, посмотрел наверх и сконфуженно пожал плечами.
– Понятия не имею! – крикнул он в ответ. – Приказ командира полка! – И задудел снова.