Отныне и вовек
Шрифт:
Он просил их не обсуждать дело в холле во время перерыва или ленча, и неожиданно оказалось трудно найти банальные фразы, чтобы прервать тягостное молчание. Так они и стояли, безмолвные, похожие на беглецов, ждущих прибытия поезда, но не понимающих, что с ними происходит.
– Еще кофе?
– Что?
– Кофе. Хочешь еще кофе? – повторил Ян. Но она только покачала головой с вялой улыбкой. – Не беспокойся так, Джесс. Все будет хорошо.
– Я знаю.
Слова. Одни слова. Лишенные смысла. Все происходящее, казалось, не имело смысла, приводило в смущение. Почему они стояли, как бедные родственники на похоронах?
Джессика раздавила сигарету на мраморном полу и посмотрела
Она закурила другую сигарету.
– Ты только что одну затушила, Джесс. – Его голос был мягким и грустным. Ян тоже не знал, что происходит.
– Что? – Она искоса посмотрела на мужа сквозь пламя зажигалки.
– Ничего. Вернемся в зал?
– Конечно. Почему бы и нет? – Джессика попыталась улыбнуться, швыряя пустой стаканчик в большую металлическую пепельницу, заполненную песком.
Они вместе вернулись в зал суда, не прикасаясь друг к другу.
Ян медленно шел к своему месту, Мартин – сам по себе. Джессика не спускала глаз с обоих – с Яна, с Мартина, который быстро делал пометки в длинном желтом блокноте. Прекрасный адвокат, образ, схваченный в столбе света, разлетелся брызгами на мраморном полу. Джесси вглядывалась в пятно света около минуты, ни о чем не думая, мечтая только оказаться где-нибудь в другом месте, потом рассеянно бросила взгляд в сторону, на стол помощника окружного прокурора.
Там-то она и устроилась. Матильда Ховард-Спенсер. Высокая, худощавая, все в ней казалось острым. У нее была узкая голова с неровно подстриженными короткими светлыми. волосами, длинные тонкие проворные пальцы, похоже, уже были готовы сложиться в обвиняющий жест. Спенсер выбрала унылый серый костюм и бледно-серую шелковую блузку, ее глаза почти сливались с цветом костюма. Синевато-серые и острые, как и весь ее облик. Длинные тощие ноги; единственное украшение, которое она надела, – тонкая золотая цепочка. Матильда была замужем за судьей Спенсером, фамилию которого и взяла себе. Она наводила ужас на весь штат окружного прокурора и охотно бралась за дела об изнасилованиях.
Ни Ян, ни Джессика ни о чем не подозревали, но Мартин ее прекрасно знал, он едва не завыл от отчаяния, когда увидел, как Спенсер входит в зал суда. Однажды он схватился с ней в одном деле и проиграл. Никто никогда не выигрывал у нее.
Его клиент покончил с собой спустя девять дней после начала процесса. Возможно, он все равно бы наложил на себя руки, но… Матильда, дорогая Матильда ускорила его смерть.
Ян видел женщину, которая заставляла его нервничать.
Перед глазами Джесси предстало изваяние изо льда, °на чувствовала, как ее заполняет страх. Теперь это была не игра. Это была настоящая война. Одно только то, как женщина смотрела на Яна, сказало Джессике все. Спенсер обменялась с Хоугтоном быстрым потоком слов, он кивнул несколько раз, потом встал и вышел. Ясно, кто тут всем верховодит.
Джессика проклинала того человека, который так некстати попал в больницу. Только Спенсер им и не хватало.
– Встать… – Судья вернулся на свое место, в воздухе повисло напряжение. Он выказывал признаки явного удовольствия пополнением числа действующих лиц, удостоверив присутствие помощника прокурора уважительным приветствием.
Ужасно.
Матильда Ховард-Спенсер сделала несколько быстрых дружеских замечаний присяжным, на все из которых, похоже, последовал ответ. Она могла вызвать как доверие, так и страх.
Голос и манеры Матильды полны власти и давали неверное представление о ее возрасте: ей, должно быть, было не больше сорока двух – сорока трех лет. Она была человеком, на которого можно положиться, который возьмет все на себя, проследит за ходом дела. Эта женщина могла выиграть войну, командовать армией и воспитывать детей. Но их у нее не было.
Она была замужем меньше двух лет. Юриспруденция заменяла ей возлюбленного, а мужу она отвела роль друга, ему было хорошо за шестьдесят.
Схватка началась с одного из наименее важных свидетелей. Место для дачи показаний занял судебный патологоанатом, не представив ничего из того, что могло бы повредить Яну, равно как и быть полезным для Маргарет Бертон. Он признал только то, что имело место половое сношение, но более ничего не мог удостоверить. Несмотря на яростный натиск Матильды Ховард-Спенсер, патологоанатом стоял на своем: доказательств применения силы не было. Возражения Мартина о ее давлении на свидетеля были быстро отметены, хотя свидетельские показания не имели особого значения. Джессике все это казалось ужасно скучным, час спустя она сосредоточила внимание на полосе красного нейлона на флаге и предалась размышлениям, которые унесли ее прочь от того места, где она находилась… Эти слова, их бесконечное гудение: «постыдное противоестественное преступление»… извращение.., изнасилование.., половое сношение… прямая кишка.., влагалище.., сперма – прямо какой-то детский путеводитель по запретным темам, которые приятно щекочут нервы. Теперь Джессика имела возможность взвесить каждое из них. Влагалище. Спенсер, похоже, была в восторге от него. И изнасилование. Она произносила его с большой буквы.
И вот день подошел к концу, они молча – как и на протяжении всей недели – отправились домой. Утомительным было уже одно присутствие в суде. Если хмуришься, присяжные могли подумать, что ты злишься на Яна или расстроена. Расстроена? Нет, конечно, нет! Если улыбаешься, значит, относишься к процедуре несерьезно. Если на тебе было надето не то, ты выглядела богатой. Что-то слишком жизнерадостное – и складывалось впечатление, что ты легкомысленна; Сексапильна в суде? По обвинению в изнасиловании? Боже упаси! Влагалище? Где? Нет, конечно, у меня его нет. Судебная процедура даже больше не пугала, просто изнуряла. А эта проклятая Спенсер была неумолима, выдавливая до капельки каждого свидетеля. Мартин же вел себя чересчур джентльменски. Но какое это имело значение? Если они с достоинством будут появляться в суде, вскоре все их мучения останутся позади. Вскоре.., но, похоже, до конца было еще далеко. Тем вечером они молча поужинали, и Джессика сразу крепко заснула, прямо в халате, прежде чем Ян вышел из душа.
Она сонно потянулась в машине на следующее утро и устало улыбнулась, глядя на дома, освещенные солнечными лучами.
– Чему ты улыбаешься, Джесс?
– Сумасшедшая мысль. Подумала, что вот так же мы когда-то ездили вместе на работу в Нью-Йорке.
Она выглядела задумчивой, но Ян не улыбнулся.
– Не совсем так.
– Нет. У нас есть время, чтобы по пути проглотить по чашке кофе? – У них не было времени на завтрак.
– Лучше там попьем кофе из автомата, Джесс. Я не хочу опоздать. Они могут лишить меня залога. – Господи. Всего из-за чашки кофе.
– Хорошо, любимый.
Она нежно дотронулась до его плеча и закурила новую сигарету. Единственным местом, где Джессика теперь не курила, оставался суд. Она взяла его за руку, когда они поднимались по ступенькам муниципалитета. Все вокруг казалось новым, ярким и сияющим. Утро, когда не страшны никакие ужасы, происходящие в жизни, словно Господь не знает о них и дарит людям столько солнечного света и тепла.
До начала судебного заседания оставалось три минуты, и Джессика поспешила за кофе.