Отныне я – странник
Шрифт:
Ощущение времени исчезло, никаких чувств и посторонних мыслей. Только движение и взмахи катаной в направлении всех, кто появится чужой в поле зрения и имел чужую форму…, и так до исступления. Наконец, не меньше чем через «целую вечность» как райская мелодия, до слуха егерей доносится боевой клич — «УРА-А-А» и «ВИВАТ». Они даже поначалу не поняли, что они слышат. Но враг, в панике побежал назад, и вскоре мимо пробежали наступающие воины в темно зелёных мундирах. И все оставшиеся в живых егеря, как по команде устало озираясь по сторонам, пошатываясь от резко навалившейся усталости, оступаясь, побрели к своим окопам. Они
Почти сразу, как прошли шеренги гвардейцев, к спецам подбежали санитары. Они деловито искали среди мешанины тел, егерей: которые не могли встать, перевязывали тех, у кого были раны. Затем укладывали на носилки и несли в тыл, туда, где, по-видимому, был развёрнут госпиталь. Некоторым, кто передвигался с трудом, помогали идти. Самостоятельно — без посторонней помощи шёл только Гаврилов, он наотрез отказался от сердобольных помощников. А теперь неспешно идя, смотрел по сторонам и гадал: — Кого из его товарищей несут живым, а кого нет. Кого спасут, а… лучше об этом не думать. Те, кто стонал, скорее всего, выживут, а вот те, кто лежал тихо вызывали у Юрия сильные опасения.
Возле госпитальных палаток уже было много пострадавшего народу, между ранеными суетились люди в белых халатах. Они кого-то перевязывали прямо на месте, некоторых спешно несли в шатры, по-видимому, там были операционные. Третьих относили туда, где между лежащих людей, ходили священники, исповедуя умирающих.
— Боже, умоляю тебя, сделай так, чтобы там не оказался не один из моих бойцов. — Эгоистично взмолился Юрий, тихо шепча, чтобы никто не услышал его слов. — Я понимаю, что они все не ангелы, много нагрешили по этой жизни, но прошу тебя, сделай для них снисхождение, не забирай моих товарищей. Они ещё столько могут и должны сделать. И дела предстоят такие, что каждый из них на отдельном счёту — на вес золота. Хотя прости меня, это всё из-за слабости моей, и тебе виднее, что лучше, а что нет….
В прошлой своей жизни, которая осталась далеко в будущем, Гаврилов никогда не отличался набожностью. Поэтому, немного погодя, сам удивился своему неожиданному порыву. Но долго думать об этом, ему не дали. Рядом с ним оказалась темнокожая Мария Ивановна, которая бегло осматривала его и при этом причитала.
— Юра ты как? Да ты весь в крови…
— Мари, это не моя. — Почти автоматически ответил Юрий и немного отстранился от неё. — Ты, лучше скорее моих ребят осмотри и постарайся по возможности их всех спасти. Может вам чем-то помочь? Ты только скажи.
— Уже делаем все, что в наших силах. Я видела, как вы бились с османами и на свой страх и риск, специально для твоих бойцов, оставила две врачебных бригады из шести имеющихся. Так что не переживай, сделаем всё что можем. Ну а насчёт помощи: сам подумай, ты нам сейчас не помощник. Будешь только под ногами мешаться: мы сами уже распределили, кто что делает… — Последние слова она говорила, уже удаляясь от него. Направляясь к ближайшим от неё носилкам. Тут же, как врач удалилась, на Юрия нахлынуло осознание прошедшего боя, на душе стало муторно и, предательски, мелкой дрожью затряслись руки. И что самое для него обидное, он ничем не мог помочь своим раненым друзьям. Чтобы хоть как-то с этим справиться, и не завыть волком от чувства безысходности. Он кое-как, примостившись на земле, начал сосредоточенно править заточку своего меча. По началу, это не очень получалось этим отвлечься, но через некоторое время, он полностью погрузился в этот процесс.
— Командир, ты как, не ранен? У ё-ё-ё! Ты вообще видел, на что стал похож твой «тигр»? Как ему бедняге досталось в этом бою.
Судя по голосу, это говорил подошедший справа и немного сзади от него Зенауи: его левая рука весела на перевязи и половину лица занимал пластырь, сквозь который уже успела просочиться кровь. Его вопрос, вернул Юрия в суровую действительность. Витальевич тут же вспомнил, что перед тем как вступить в рукопашный бой, он перекинул карабин за спину. К своему стыду, в горячности боя, даже не подумав снять оптический прицел. Теперь, его взору открылось не очень приятное зрелище. На прикладе, цевье, в общем, по всему карабину виднелись множественные глубокие и не очень зарубки. А самое неприятное было в том, что оптика была полностью уничтожена парой очень сильных ударов. О её дальнейшем использовании, не могло быть и речи.
— Да, надо же, как я так опростоволосился. — Только и смог сказать Гаврилов, закончив беглый осмотр оружия и положив карабин перед собой.
— Не переживай Юра, главное, ты сам остался жив. И врагов мы набили немерено.
— Да я не о том Захар. Оружие если надо, будет новое: а как там наши люди, сколько среди них раненых? А сколько вообще погибло? Сколько из тридцати четырёх осталось? Вот это плохо.
— Не трави душу командир: насколько я видел, нет ни одного нашего, который не был раненым, или почти никого.
— Блин! — Юрий с силой ударил кулаком по колену. — Пошли к медикам, уточним какие у нас потери и что мы можем сделать для наших ребят.
— Ты это, командир, конечно, пойдём, меня же к тебе Мари с Элизабет послали. Ты вообще себя видел, весь в крови с головы до ног, одежда вся разодрана, карабин и тот весь измочален. Так что, прошу тебя, пойдём: они тебя ждут на осмотр. А наши, уже все прошли через санпропускник — кроме тебя. Заодно расспросишь у врачей о наших потерях.
— Да не моя это кровь. Я уже говорил это Марии Ивановне.
— Говорил, не говорил, но я обещал тебя привести. Так что, Юра, пожалуйста, дай им себя осмотреть.
Вокруг медицинских палаток, творилось что-то невообразимое. Наблюдалось активное движение: прибывали всё новые покалеченные, и между ними суетились ученики Элизабет. Одни, быстро осматривали раненых, ставили на левой руке какие-то метки и бегом неслись к следующему пациенту. Порой, поставив условную метку, подзывали санитаров и те быстро уносили бойца в госпитальные палатки. Другие ходили почти следом, смотря на условные знаки на руках, начинали обрабатывать раны прямо на месте и накладывая повязки, заодно более тщательно осматривая бойца.
Здрав будь Воевода! Услышал Юрий оклик откуда-то сзади. Но не обратил на это внимание. Но голос прозвучал снова, и уже было ясно, что обращаются именно к нему:— Здравы будьте, Юрий Витальевич!
Гаврилов обернулся и увидел кланяющегося стрельца, с которым у него был конфликт возле госпитальных ворот. Когда тот не хотел пускать его с раненым Тимофеем.
— И ты, будь здоров служивый! — Поздоровался Юра, кланяясь в ответ. Ты ….