Отодвигая границы
Шрифт:
Ной снял обувь и пополз по кровати к подушкам.
— Иди сюда. — Моя рука задрожала, когда я расстегнула замок на своих черных ботинках и ровно поставила их рядом с валяющейся на полу обувью парня. Почему я так нервничала? Это же Ной… с которым я училась, болтала, смеялась, замышляла коварные планы.
Подвинувшись на кровати, чтобы сесть рядом с ним, я почувствовала, как бабочки-птеродактили кувыркнулись в моём животе. Господи Всемогущий, он был шикарен, и я лежала с ним в кровати! Прислонившись головой к стене, я прижала колени к груди.
Улыбка Ноя дрогнула.
— Не делай этого, Эхо.
Я провела дрожащей рукой по волосам и попыталась вернуть контроль над своим голосом.
— Чего не делать?
Он взял меня за руку и ласково погладил её пальцем.
— Не бойся меня.
Парень слегка приподнялся, а я опустилась достаточно, чтобы положить голову ему на плечо. Я могла пойти на компромисс.
— Я не боюсь тебя. — «Возможно, того, что ты делаешь с моим телом, но не тебя».
— Чего ты боишься?
— Ты первый отвечай на вопрос.
Он положил руку мне на плечи и прижался своей головой к моей, заключая меня в тёплый маленький пузырёк.
— Я был во многом похож на Люка в восьмом классе — звезда баскетбольной команды, парень, у которого были самые красивые девушки и популярные друзья… Перейдя в девятый, я пытался оставаться тем же человеком, но как бы ни старался, меня преследовали неудачи. Я бросил спорт, так как не мог позволить себе купить форму или приёмные родители не давали мне возможности потренироваться перед игрой. В конце концов я устал прилагать столько усилий и не получать результатов. Однажды один парень спросил меня, не хочу ли я курнуть, и я… — Он замолк.
Итак, Ной курил травку. Я пила пиво. Мы отличная пара!
— Я никогда не буду курить или пробовать наркотики. Не хочу делать что-либо, мешающее здраво мыслить. Разум — деликатный предмет. — Потому что я боялась спровоцировать механизм, который сделает меня похожей на мать. Исследования предполагали, что существовал шанс между четырьмя и двадцати четырьмя процентами, что я унаследую её маниакальные гены.
— Ты же хочешь получить опеку над братьями? Не боишься, что в какой-то момент тебе предложат пройти тест на наркотики? В смысле, будь я судьёй, я бы так и сделала.
Он легонько целовал мои волосы, вызывая мурашки на затылке, но тут резко остановился.
— Да, думаю, ты права.
Я отодвинулась и посмотрела ему в глаза.
— Я не против, что ты куришь. Не то, чтобы я собиралась присоединяться к тебе, и я бы предпочла проводить с тобой время, когда ты трезвый, но у меня не было в намерениях менять тебя.
Ной подвинулся, и волосы упали ему на глаза, лишая лицо всяких эмоций, даже улыбки. Он потёр щетину на лице.
— Почему ты не пошла в Хоффман?
— Папа считает, что искусство — это оружие дьявола. — И что если я продолжу развивать свой талант, то превращусь в маму.
— Бред какой-то.
Согласна, но что я могла сделать?
— Мама была художницей. Он ассоциирует её талант с её поведением.
Ной потянул за мою кудряшку.
— Ты не сумасшедшая.
Я попыталась выдавить обнадёживающую улыбку, но выглядело это жалко.
— Мама перестала пить таблетки, потому что они мешали её творчеству. По каждой её картине я могла бы назвать тебе временные рамки её маниакального припадка. Например, когда мне исполнилось девять, вместо того, чтобы спеть мне «с днем рождения», она нарисовала на стене в гостиной Парфенон. Нельзя винить отца в желании защитить меня от становления кем-то подобным. — Я вытянула свои руки в доказательство.
Ной потянулся к ним, но я убрала их. Парень поджал губы и неожиданно снял рубашку, открывая вид на красоту своих шести кубиков. Затем ткнул мне в нос своим бицепсом.
Я резко втянула в себя воздух.
— Боже, Ной. — Красный шрам круглой формы выступал на его коже, точно такой же формы, что и… у меня всё ухнуло в животе… сигарета. Я потянулась, чтобы коснуться его, но не осмелилась.
— Всё нормально. Можешь дотронуться. Он перестал болеть через пару дней после того, как это случилось. Он не откусит тебе пальцы. Это просто шрам. Ничего больше. Ничего меньше.
Я прикрыла рот рукой, глотая желчь.
— Что произошло?
— Приёмный отец номер один. Моя вина. Я решил побыть героем и защитить его биологического сына от ударов. — Он сказал это с такой лёгкостью, как бы между делом, словно такое с каждым бывало. — А этот… — Ной коснулся верхнего кончика татуировки на его второй руке, — …остался после пожара, когда я пытался защитить братьев от падающих балок.
Шрам длиной с сантиметр шёл вдоль середины его татуировки-креста и останавливался у нижнего края. Верхушка шрама заходила на спину парня. Я отвела от него взгляд, чтобы изучить рисунок. Кельтский крест, переплетённый розой.
Каждый кончик креста носил имя его матери, отца или братьев. Тяжесть в груди надавила мне на лёгкие. Я обвела пальцем контур татуировки, не затрагивая шрама.
— Красивая дань. — Я не могла представить, каково это, потерять всё. У меня, по крайней мере, оставался отец. Может, мне придётся всю жизнь прыгать через обручи, чтобы угодить ему, но, хотя бы на мгновение, как мне кажется, у меня всё ещё была… его любовь…
Ной взял меня за руку и поцеловал пальцы.
— Да. Родители гордились бы каждым шрамом.
Я перевела взгляд на его лицо.
— Я не хотела сказать… я имела в виду… татуировку.
Он облизал губы, прежде чем озорно улыбнуться.
— Знаю. Я показал тебе свои, теперь твоя очередь.
Я покачала головой, прежде чем он успел закончить предложение.
— Это не одно и то же. Ты сильный. Ты помогал людям. Я… я же доверилась не тому человеку, а затем моя жалкая память стёрла все события того дня. В любом случае ты — парень. Шрамы вас украшают. Они смотрятся, ну, сексуально. Но на девушках… это просто безобразно.